Хелена краснеет то ли от удовольствия, то ли от жара на кухне — думаю от всего одновременно разом. Вот тебе и кукла Барби: кухонная столешница так и ломится от обилия вкусностей: от двух упомянутых мною сногсшибательных тортов и еще целого блюда кексов с карамельной глазурью. Мне бы такого в жизни не приготовить!
Хочу попробовать все, что здесь есть! — безапелляционно заявляет моя дочь, оглаживая в предвкушении свой животик.
Для этого все и предназначено, моя милая, — улыбается Хелена, растапливая лед в моем сердце. — Всегда так трудно найти тех, кто стал бы есть мои тортики без нытья о избыточных колориях и диетах!
Клятвенно обещаю никогда не роптать на толстый слой шоколада и сливок! — торжественно провозглашает Ева, подняв вверх руку.
Хелена улыбается ей счастливой улыбкой:
А я обещаю всегда припасать для тебя самый лакомый кусочек, — вторит она девочке.
Мы весело смеемся, и это выглядит так естественно, так просто, словно мы знакомы сотни две лет, и Хелена наша добрая знакомая, с которой нас связывает много общих воспоминаний. Это приятно. Даже больше, это почти чудесно! Незнакомое, неожиданно приятное чувство.
Жаль, с нами нет Доминика, — сетует Хелена посреди нашего обильного застолья. — Это мой старший сын, — поясняет она, заметив наши недоуменные взгляды, — он учится в Мюнхене и приедет только на каникулах. Я скучаю по нему…
Беседа наша течет на удивление гладко и непринужденно, и Юрген, когда мы вечером лежим в постели, замечает:
Хелена, конечно, выглядит настоящей куклой, ты права, но эта «кукла» не искусственная, как могло бы показаться, а очень даже живая и искренняя. Она мне понравилась.
Мне тоже, — нехотя признаюсь и я тоже. — Вечер получился интересным!
Теперь надо и нам пригласить их к себе в гости… из вежливости, — добавляет Юрген нерешительно (знает, как я болезненно воспринимаю новых людей в своем доме), но в этот раз я не могу с ним не согласиться. Было бы невежливо поступить иначе…
И вот мы уже вместе грилим у нас на террасе, и Хелена торжественно уверяет, что никогда в жизни не ела таких идеально прожаренных сосисок и куриных крылышек, как это выходит у моего мужа…
Отец Пауля был тот еще засранец, но готовить умел отменно, — сообщает она между куриными крылышками и огуречным салатом. — Правда, даже у него с грилем всегда были не лады… Сжигал все до головешек!
Юргену, как мне кажется, эти похвалы приятны, и я делаю вид, что тоже проникаюсь ими, хотя на самом деле мне немного не по себе от этого почти варварского вторжения в нашу размеренную жизнь. Словно в курятник с добрыми несушками ворвался рыжий лис с историями про дикий лес… Кто хочет туда с ним прогуляться? Точно не я.