Бред.
Она подняла голову и вгляделась в висевшую над головой карту. Только тогда и поняла — это не Земля. В небе отражался иной мир. И Дине опять стало страшно, и, хотя она сдерживалась изо всех сил, страх возрастал и перевалил барьеры, и выплеснулся, ничто больше не могло его сдержать, никакие трезвые мысли, мгновенно утонувшие в страхе не вернуться, и сознание тоже утонуло, не оставив на поверхности даже островка.
Можно ли потерять сознание, находясь в мире собственной фантазии?
* * *
А с Йосефом не происходило ничего — он был мертв.
* * *
Мало кто знает о том, что может совершить человек, когда сознание отключено, а подсознанием управляет страх. Дине казалось, что она спит; сны сменяли друг друга, были абсолютно не связаны друг с другом и внутренне противоречивы. Это были сны во сне, и многослойность их не удивляла Дину по той причине, что все находившееся вне снов, для нее не существовало.
В одном из снов она вернулась в Ир-Ганим и обнаружила, что Хаим сидит у окна, пристроив на подоконнике автомат «узи», и метко стреляет в каждого, кто проходит по улице мимо их квартиры. Прохожие падали, растекались лужицей, и у подъезда уже начали мерно вздыматься волны морского прибоя.
В другом слое сна Хаим выпал из окна сто тридцать шестого этажа, и Дина бросилась следом, чтобы поймать сына в воздухе, но ее клевали орлы, и ей приходилось отмахиваться от птиц руками, но вмешался еще один сон, в котором Хаим держал ладонь над газовой плитой и пел песню о Чебурашке.
Во всех случаях Дина ничего не могла поделать, и страх все сильнее влиял на события, превратившись, наконец, в главное действующее лицо — огромного монстра, державшего Хаима в коротких толстых щупальцах, смрадно дышавшего всеми пятью головами и требовавшего от Дины: «Имя! Назови имя!»
Нужно было назвать имя и тем спастись.
* * *
Он все еще был планетой и ощущал всей своей поверхностью горячее прикосновение щупальца. Щупальце, Господи! Это был поток быстрых электронов, ускоренных где-то вне его каверны, может быть, в каком-нибудь остатке Сверхновой звезды, и прорвавшихся сюда, в его тюремную камеру, по направляющим салазкам пространственной горловины. Ощущение жара естественно — электроны вспарывали его кожу, его поверхность, и вся их энергия становилась теплом. Он мог без вреда для себя поглотить поток, всосать щупальце и не захлебнуться.
Теперь он понимал и другое. Чтобы вырваться из камеры в большой мир, нужны были код и пароль. Коды заключались в нем самом. Пароль он узнает, расшифровав коды.
Это был общий закон — наверняка более общий, чем ему казалось в те времена, когда он корпел над текстом Торы. Закон, тогда еще им сформулированный, гласил: в каждой элементарной единице знания заключен код, связывающий эту единицу со всеми прочими, и пароль, с помощью которого код может быть вызван и запущен. Кодом Торы была генетическая программа нового человека, паролем — текст. Аналогично можно подойти к любой научной проблеме. Всемирное тяготение закодировано в геометрии пространства, и наверняка существует простой и универсальный пароль, физически, возможно, с пространством не связанный, но управляющий его геометрией, и следовательно, полем тяжести, так же, как управляет голос гипнотизера — звук! — сложными физико-химическими процессами, заставляющими человека уснуть.