– Серафима, как он? – тревога в моем голосе пошла на убыль. Лицо у Симы было спокойное и относительно свежее для бессонной ночи, которую выдавали только чуть потемневшие полушария под глазами.
– Пришел в сознание, – улыбнулась она.
Я, не стесняясь своего внешнего вида, бросилась ее обнимать:
– Это все вы, Симочка! Вы его выходили, вымолили ему выздоровление.
– Он еще слаб, но опасность миновала. Все будет хорошо, детка. – она по-матерински погладила меня, расплакавшуюся от счастья, по голове.
– К нему можно? Я только оденусь быстро. Почему дверь заперта?
Сима смутилась.
– Там Елена. Общаются.
– Ааа, – протянула я, и медленно, лишенная былого энтузиазма, поплелась в свою комнату переодеваться.
Ну почему? Почему любое радостное событие всегда омрачено ложкой дегтя? Сегодня эта ложка представляла собой длинноногую русоволосую барышню.
Мне не терпелось обсудить со Ждановым увиденное и услышанное накануне. Жан был жив, здоров, насколько это определение уместно в его случае, и надежно заточен в одной из изб, к которой была приставлена круглосуточная охрана. Все ждали распоряжений Жданова на его счет. Сама я больше не испытывала желания общаться с этим человеком, при одной мысли о нем мне становилось не по себе.
В ожидании когда комната больного наконец-то освободится, я принялась приводить себя в порядок. Еще вчера, взамен намоченных в лесу по колено джинсов, Серафима откопала для меня среди старого хлама очень милое платье в черно-белый горошек, которое идеально село по моей фигуре. Для дополнения образа я скрутила волосы в элегантную «корзинку».
Когда я наложила детям по полной тарелке каши, а сама устроилась рядышком пить чай, Елена наконец-то показалась из комнаты Влада. Я тут же поднялась, но та с сожалением покачала головой:
– Он снова уснул. Еще довольно слаб, – проблеяла она.
C трудом сдерживая раздражение, я молча опустилась обратно на деревянный табурет.
Ждать следующего пробуждения пришлось до вечера. По удачному стечению обстоятельств я как раз находилась в доме в это время и, не раздумывая, распахнула дверь в комнату Влада, но увидев его, немного опешила. Серое, потерявшееся в полумраке лицо, неестественно заострившиеся черты, впалые щеки. Таким я его еще никогда не видела. Неужели правда умирает?
Влад поморщившись, отвернулся.
– Позови Елену, – проговорил он тоном, не терпящим возражений.
– Хорошо, – я, не представляя как ему помочь, не посмела перечить.
Прошло еще два часа после того, как я выполнила его просьбу. Аккуратно подойдя к комнате и, неслышно приоткрыв дверь, заглянула внутрь. Елена, склонившись над раненым, мокрым полотенцем заботливо обтирала его лоб. Вдруг она неожиданно обернулась и проговорила: