– Жанна. О чём ты говоришь? Ты же прекрасно знаешь, что когда-то я была первая готова сорвать все его планы, я собиралась сбежать от него вместе с вами, я мечтала об этом. Но сейчас у меня такие обстоятельства… Я пока зависима от него во многом, но ты же знаешь…
– Да, Марго, я знаю. Ты не должна оправдываться передо мной. Я видела твои глаза там, в магазине, когда ты увидела меня, я знаю тебя достаточно хорошо и поэтому верю в искренность твоего порыва. – В её голосе снова зазвучали неприятные снисходительные интонации.
На секунду мне стало неприятно, что Жанка действительно могла подумать, будто я предала их. Однако я проглотила это и не подала виду, что задета. Жанна между тем заговорила более спокойно и мягко:
– Я виновата перед тобой. Мы оба виноваты, но я буду говорить за себя. С того самого дня, когда мы покинули базу, я не могла отделаться от этого навязчивого, липкого чувства вины. Я долгое время успокаивала себя тем, что, если бы мы тогда задержали вертолёт даже на несколько минут, то попались бы все, всем бы нам было несдобровать. Неизвестно, какое бы ещё наказание он придумал для нас. С тобой же всё было ясно. Тебя бы он не наказал ничем, кроме как совместным с ним проживанием, а нас… В общем, вот так я себя оправдывала. Мы приземлились примерно через два часа лёту в какой-то глуши. Как выяснилось, километрах в ста пятидесяти от Москвы. Я всю дорогу плакала. Жан молчал, опустив голову…
При первом упоминании о Жане тёплая волна пронзила меня насквозь. Я живо представила, как Жан тогда сидел в вертолёте и переживал те же эмоции, которые одолевали меня, когда я осталась одна на горячем асфальте вертолётной площадки.
– Это был небольшой городишко где-то недалеко от Московской области, – продолжала свою историю Жанна. – Там жил Геннадий, пилот вертолёта, помнишь? – Я кивнула. – Он сильно симпатизировал мне ещё там, на базе, и вызвался помочь нам ещё раз. У него в распоряжении имелась пустующая однушка на окраине городка. Мы с Жаном и Ларисой обосновались там. Геннадий навещал нас в течение трёх дней, приносил продукты, мы все вместе пытались продумать дальнейший план действий. Гена подкатывал ко мне – очевидно, ждал благодарности за свою отвагу и помощь. Ну, может, подкатывал – это, конечно, грубо сказано, я действительно ему нравилась и он, видимо, строил какие-то планы на совместное будущее. Но спустя три дня он пропал, очевидно не по своей воле. Мы заволновались, оставалось только гадать: вышел ли на наш след тот, кто стал причиной исчезновения Гены? Идти нам было больше некуда. Без документов, денег, без знакомых – мы были никем в этом захолустье. Нарвись мы на милицию, им не составило бы труда вычислить в нас бывших осуждённых, а попасть-таки наконец в тюрьму, которой мы когда-то чудесным образом избежали, нам очень не хотелось. Быть обнаруженными Ждановым, вернее его людьми, которые, в чём я абсолютно уверена, покончили с Геннадием, тоже не лучшая перспектива. Мы, как загнанные звери, сидели в этой сырой дыре и ждали непонятно чего, вздрагивали от каждого шороха. Но шли дни, а ничего не происходило. Мы потихоньку стали выбираться «в свет» – за теми же продуктами или средствами гигиены. Лариса установила связь со своими родственниками, и кто-то из них выслал ей денег, на которые мы прожили ещё несколько недель. В итоге кто-то из её друзей или родственников предложил ей поселиться в загородном доме где-то в Московской области. Она решила рискнуть, предложила нам перебраться вместе с ней, но мы решили, что это временное укрытие будет пока понадёжней. Так мы остались жить вдвоём с Жаном.