Мальчик рос, и все труднее стало спускаться и подниматься по лестнице в их квартиру на пятом этаже. Но Настя не разрешала себе и сыну сидеть дома даже один день, она тащила инвалидную коляску и больного ребенка, помогая ему переставлять ноги, с трудом преодолевая каждую из восьмидесяти семи ступенек. Они выходили на прогулки, отправлялись в гости, посещали детские спектакли. Ее мальчик, она в этом была абсолютно уверена, уже все понимал и по-своему реагировал на радостные и грустные события их жизни. Конечно, всегда не хватало денег, но Настя привыкла быть очень экономной, к тому же время от времени помогал бывший муж.
О работе врача она как‑то совсем забыла, хотя стала, пожалуй, уникальным специалистом узкого профиля ― по преодолению последствий церебрального паралича, по выживанию с ребенком-инвалидом. Ей было очень трудно, но ни разу, ни одного дня она не пожалела о том, что не отказалась от своего мальчика.
Однажды Настя прочла заметку о забытом богом и людьми интернате для детей-инвалидов. Располагался он далеко от города и в стороне от проезжих дорог. Так повелось еще в Советском Союзе ― убирать с глаз подальше все и всех, кто мешал радостному восприятию новой жизни. Инвалиды считались чем-то вроде брака, испорченного человеческого материала, любоваться на них всем остальным, «нормальным» людям, совсем необязательно. После развала Союза жизнь в интернате стала совсем тяжелой, в девяностые не хватало не только лекарств, но даже еды, из обслуги поувольнялись почти все... Настя прочитала о трудной жизни интерната и поняла, что может и должна там работать.
Им с Алешей выделили маленькую комнатку в здании интерната, и началась новая страница жизни. Настя сначала работала просто врачом, а затем, за отсутствием других кандидатур, ее назначили директором заведения.
...Настя зашла в комнату самых тяжелых. Она никогда не плакала, глядя на лежачих детей, она всегда им улыбалась. Она знала, что все они чувствуют ее присутствие, ее настроение, что они рады ей. Настя подошла к кровати, где лежала Кристина. Она взяла руку девочки и стала рассказывать ей, как вчера обитатели интерната отмечали проводы зимы: сожгли соломенное чучело, ели блины. На улицу выбрались все-все ходячие, и даже вынесли, укутав потеплее, некоторых тяжелых детей. Сторож положил сена в сани, запряг тихую лошадку Зорьку и катал всех желающих вокруг интернатского здания... Настя рассказывала девочке о том, что не случилось и уже никогда не случится в ее жизни. Она не виновата, никто не виноват.