Тем не менее перед лицом скепсиса, завладевшего «духом времени», Швейцер выступает за необходимость углубленного размышления.
«Два фактора повлияли на мою жизнь. Первый — осознание непостижимости и таинственности мира, исполненного страданий. Второй — то, что я родился в эпоху духовного упадка человечества. Я преодолел то и другое благодаря мышлению, которое привело меня к этическому и жизнеутверждающему идеалу благоговения перед жизнью. Моя жизнь обрела опору и цель. И так я живу и тружусь в этом мире как человек, задумавший через духовность сделать людей возвышеннее и лучше».
Отказ от мышления равносилен духовному банкротству; там, где нет убеждения, что человек силой своего мышления способен постичь истину, там начинается скептицизм. Однако, указывает Швейцер, «град истины не может быть воздвигнут на болоте скептицизма. Наша духовная жизнь насквозь пропитана скептицизмом и потому прогнила. Потому мы и живем в мире, который во всех областях полон лжи. Из-за того что мы и истину тоже стремимся организовать, мы сейчас погибаем».
«Наш мир — это не только цепь событий, но также и жизнь. К жизни же мира, в пределах доступного мне, я должен относиться не только как страждущий, но и как человек действия. И моя деятельность, исполненная смысла и имеющая своим объектом наш мир, не что иное, как служение живому. Человек и мир неотделимы друг от друга. Единственная возможность придать смысл собственному бытию состоит в том, чтобы человек свое естественное отношение к миру поднял на уровень духовного...
Как существо деятельное, он устанавливает духовную связь с миром тем, что он живет не для себя, а осознает свое сродство со всей жизнью, которая окружает его, переживает ее судьбы, как свои собственные: всегда, сколько может, помогает ей и воспринимает свою помощь и спасение жизни как величайшее счастье, какое только может быть ему доступно».
Весной 1928 года Швейцер отправился в Голландию; где обещал дать ряд концертов и прочитать лекции, а затем в Англию. В Кенигсфельде с женой и ребенком ему удалось провести лишь несколько недель.
28 августа 1928 года он стал лауреатом Гетевской премии, учрежденной городом Франкфуртом-на-Майне, вторым после Стефана Георге, который удостоился этой чести в 1927 году. Это было первое почетное звание, присужденное Швейцеру в Германии. После того как пресса многих стран неоднократно печатала репортажи о «докторе из девственного леса в Ламбарене», в Германии тоже начали проявлять к нему интерес. Естественно, буржуазная пресса настойчиво подчеркивала при этом, что Швейцер, хотя и выходец из Эльзаса, но по национальности немец.