— А как мне было его бить, коли вы спутались, точно букли перед выходом на плац? Вот я и решил его на штык насадить: с размаху коротким его приколол, да толканул с Демидки прочь, завалил — к земле прижал. Дёмка со своим ружьём подоспел, стоим, придерживаем, а что делать — не знаем.
— Тут я смекнул, что до воды с кувшинками рукой подать, — снова заговорил Демид, — и можно бы ему там новую могилу состряпать. На том и порешили. Отпустили его, а как он на ноги начал утверждаться, снова в штыки взяли и над собой подняли. Тяжёленек оказался, и ногами сучил, и руками тянулся, и материл нас между хрипами нещадно. А как к реке подходить стали, завопил пуще прежнего, но уже просительно. Что только ни сулил, поганец: и хату, и жену, и место обещал показать, где он кубышку с награбленным схоронил. Так поняли, что верно всё делаем и, зайдя по пояс в реку, прямо в кувшинки его окунули — топором на дно пошёл, даже не барахтался. Потом вернулись к могиле и всех порубленных таким же манером в реку уложили. Вот такая история.
— А что же Ярмилка? — спросил Николай.
— Выздоровела совсем, ещё краше стала, только меня уже не привечала и вскоре переехала в другое село, к брату.
Впереди, правее от спешащего к горизонту солнца, показалась деревня.
— После местные говорили, что она специально муженька под наши штыки пристроила, и что ведьма она не хуже той старухи. Только я не верю — истово всё было, не напоказ.
Помолчали.
— Я так мыслю, — начал Николай, — что не напрасно, ты, Фёдор, к унтеру бегал — по глупой славе вас господин капитан приметил.
— Да? Может, и так.
— А как вы с Георгием Петровичем первый раз встретились?
— Вскоре после этого, весной. Прямо из траншеи вызвали нас...
— Смотрите, кажись, лежит кто-то, — перебил друга Демид и стегнул лохматыми верёвочными вожжами по лошадиным бокам.
Кляча и не подумала бежать быстрее, но и без того седоки вскоре увидели, что на дороге лежит Евсей. Фёдор и Олег спрыгнули с телеги и поспешили к нему.
Возница раскинул руки и ноги в стороны и храпел, как говорится, во всю ивановскую. Лицо его покрывала пыль, борода была всклокочена, рубаха и штаны порваны в нескольких местах, лапти истёрты и размётаны так, что в дырах виднелисьонучи. В остальном он на вид был вполне здоров.
— Евсей батькович! Евсейка! — затряс мужика Фёдор.
— Ась?!
— Очухался?
— Аааа! Уби-и-ила! — сразу же завопил тот на одной ноте.
— Что? Кто убил? Кого?
— Меня-а-а-а! А-а-а! — тянул «убитый». — Баба с серпом! — скороговоркой выпалил он. — А-а-а! Совсем уби-и-ила!
Фёдор отвесил мужику смачную оплеуху.