— Таковы наши традиции, и, потом, отец не пожелает своему чаду злой доли. Скорее, напротив.
— Отец — быть может, а если вашу судьбу берётся определять дальний родственник, к тому же человек жестокий и алчный, даже страшный? — Найдёнова посмотрела на спутника, надеясь поймать взгляд Воронцова.
— Что ж, его выбор тоже не обязательно обернётся трагедией и тому есть немало примеров.
Воронцов рассуждал теоретически и даже небрежно, ему хотелось уже выехать, и взгляда он попросту не заметил.
— Как вы можете так говорить? А если тебя обещают, как прибавку к контракту, как награду за работу, словно вещь, красивую игрушку?
Найдёнова говорила всё ещё негромко, но с силой и возмущением. В глазах девушки вот-вот должны были появиться слёзы, когда Воронцов повернулся к ней.
— Простите... Я — осёл! Вам грозит несправедливость? — очнулся он и остановился.
— Не останавливайтесь! Агнес заметит и всё доложит князю!
— О!
— Да тише же! Не привлекайте внимания! Дядя, он... он имеет власть надо мной и пользуется этим.
Воронцов шёл теперь скованно, слушая и опасаясь сделать лишнее движение, а Найдёнова рассказывала свою историю.
— Моя матушка скончалась, когда мне было семь лет, и до пятнадцатилетия меня воспитывала тётка, женщина добросердечная, но скупая до низости. За матушкиным наследством, крохотной деревенькой в четыре двора, она глядела плохо — выжимала из крестьян барщину, и ко сроку моего вступления в права все разбежались, остались только пустые избы. Конечно, она была счастлива отправить меня к своему двоюродному брату, князю Борису Константиновичу, якобы для поиска подходящей партии. — Катерина Сергеевна глядела на реку, будто бы разговаривая сама с собой. — Но на ярмарку невест я не попала, ведь никакого поиска не было и нет. Мне тяжело говорить вам это, сударь, ведь мы, по сути, чужие люди, но я принуждена. — Барышня всё ещё не смотрела на спутника. — Князь располагает мною всецело, то есть как своей дворовой девкой... Я не княжеского рода, но дядя всем говорит обратное, затем лишь, чтобы поднять мою цену. Поверьте, недалёк тот день, когда я отправлюсь «погостить» к кому-нибудь из его торговых партнёров. Моё падение тогда будет окончательным.
Найдёнова замолчала, и спутники шли какое-то время в тишине. Воронцов не представлял, чем он может помочь. В голове вертелся только поединок. Но дуэль... Даже если дуэль и сойдёт с рук, и его не повесят, то она точно поставит крест на дальнейшей карьере — Шешков не простит огласки.
— Это бесчестно, я... — начал Воронцов, так и не придя к какому-нибудь решению, просто молчать дальше означало признать себя то ли трусом, то ли мерзавцем.