Лошади наелись, отдохнули. Но, как заметил Андрей, к воде близко не подходили.
Солнце уже взошло в зенит, наступил полдень.
– Пора, запрягайте, – распорядился Андрей.
Ездовые запрягли лошадей сноровисто, быстро. Обоз выстроился в прежнем порядке, как до злосчастной ночёвки. Только вот купца не было на передней телеге – как, впрочем, и ездового.
Обоз тронулся, оставив на месте ночёвки пустую телегу. Андрей задержался немного, глядя на болото и гать.
– Сжечь бы болото, да и саму гать к чёрту! – выругался он.
Подойдя к затухающему костру, он вытащил из него тлеющую ещё головёшку, рдеющую и дымящуюся, и зашвырнул её на гать. Рядом с брёвнами сразу вспух и лопнул пузырь. Газ добрался до головёшки и вспыхнул, пламя пронеслось по всей поверхности болота. Почудилось Андрею – застонало, заныло болото.
– Тьфу, нечистая сила! – Андрей сплюнул, легко взлетел в седло, как будто и не было бессонной ночи, и тронул коня.
Последняя подвода обоза была уже едва видна на лесной дороге. Вот она скрылась за поворотом.
Андрей быстро догнал обоз и пристроился обочь последней телеги.
– Слава богу, догнал! Я уж испугался, думал, что ты на Нижний пошёл, нас бросил!
– Я с Митрофаном уговаривался до Костромы довести, а уговор нарушать нельзя.
– Так ведь нет уже Митрофана, страшной смертью сгинул.
– Я слово давал.
Дорога ушла от болота в сторону, и постепенно все страхи у обозников прошли.
Вёрст через десять показалось небольшое село. Андрей стегнул коня и поскакал к передней телеге.
– Правь к церкви! – Он хотел заказать молебен о душах умерших.
Ездовой кивнул.
Священник выслушал рассказ о происшедшем, покачал головой:
– Гиблое место, зачем через него пошли?
– Купец велел, через то и сам сгинул.
– Эхе-хе! Жадность сильнее разума оказалась, – вздохнул священник. Но молебен начал.
Андрей, как и все ездовые, стоял в храме. А ведь правду сказал священник, жадность купца погубила. Не сократи он путь, направив обоз через болото, – все бы живы остались. Да и потом, когда шабаш нечисти начался, надо было всем у костра сидеть. Но для Митрофана добро своё оказалось дороже жизни человеческой, погнал ездовых за телегами с грузом. Понятное дело – лошадей жалко, и груз тоже, но люди дороже. У каждого ездового семья, дети. Только поздно об этом говорить, сделанного не исправишь.
После службы священник подошёл к Андрею:
– Грешен купец был, но не мне его судить – на то выше суд есть. Только нечисть грех людской чует, её грехи притягивают, – и окропил всех святой водой, окурил дымом ладана.
Обоз тронулся дальше.
Андрей ехал и раздумывал. Правильные слова сказал священник. Не только купец грешен – чем он, Андрей, лучше? Уж здесь груз золота утопил в Плещеевом озере. Да, спасал груз от захвата неизвестными преследователями – но ведь не доставил его на означенное место. Мог вернуться в Москву, доложить Шуйскому – тот дал бы других людей. Место Андрей знает, золото вполне достать можно – так ведь он игру затеял. Ох, темна душа человеческая! Слаб человек. Где-то подспудно мыслишка было – сохранить золото, поскольку знал он, что Шуйскому править недолго осталось, а потом его свои же от власти отстранят и полякам выдадут. А раз знал ход истории, то, выходит, воспользоваться хотел выпавшим ему удобным случаем, оказией, чтобы попавшее к нему золото сохранить. Не у него оно, но это пока. Однако о том, где оно, знает только Андрей. Стало быть, ничем он не лучше Митрофана. Тот за меньшие деньги людей на гать послал, в перемётных сумах ценностей на несколько порядков больше, но разве это как-то оправдывает Андрея?