21 апреля 1912 г. Мандельштам присутствовал на чтении Блока в Петровском училище. Мы знаем, что он беседовал со старшим поэтом[280], и запись в блоковском дневнике от 18 апреля дает нам представление о том, что мог Мандельштам среди прочего от него услышать: «Весь день дома, ночью простудился от форточки, в эти холода <…> опять проклятая квартира стала нестерпима». 21 апреля, в день чтений, Блок писал: «Страшный насморк, охрип, едва читаю на вечере в Петровском училище»[281].
Из произведений, составляющих блоковский миф о возмездии, немногие столь сильны и выразительны, как «Шаги Командора». Унаследовав от Александра Пушкина маску Дон Жуана, Блок с большой тонкостью вплетает эту историю в настоящее, полностью сплавляя ее со своей персональной мифологией, и тем самым создает, возможно, самое вдохновенное в русской литературе видение жертвенной гибели интеллектуала-символиста на заре новой эпохи. Отголоски этого блоковского шедевра испещряют произведения современников.
Комический эффект от Блока, этого Дон Жуана XX в. и прославленного декламатора своих стихов, который едва-едва, совершенно охрипшим голосом читает высокотрагические строки «Шагов Командора», нельзя переоценить[282]. И очень вероятно, что Мандельштам написал «Пусть в душной комнате…» под непосредственным впечатлением от того чтения, где-то в последние десять дней апреля[283].
И в самом деле, этот текст насквозь пронизан блоковским присутствием. Образы стихотворения напоминают и как бы комментируют творчество Блока, его поэтическую позу, его мировоззрение. На самом поверхностном уровне, наряду с уже отмеченными перекличками, можно указать на семантическое снижение (при звуковом сходстве) слов «пусто в пышной спальне» в строке «Пусть в душной комнате». Кроме того, загадочная фраза «с которых петли сняты» в отсутствие ясного референта может напомнить выражение «снята с петель», вызывающее, в свою очередь, образ распахнутой настежь двери в «Шагах Командора». Таким образом, в плотном по смыслу вступительном четверостишии стихотворения Мандельштама потенциально умещено сразу несколько аллюзий на блоковское стихотворение[284].
Восьмая строка («И с отвращением глядит на круг минут…») тоже отсылает к символистской эстетике. Это особенно ясно по подтексту из Иннокентия Анненского. В стихотворении «∞» («Девиз Таинственной похож…»)[285], этом вдумчивом диалоге с младшими символистами, есть такие строки: «В кругу эмалевых минут / Ее свершаются обеты»[286]. Поклонение безграничному женскому непознаваемому символистов (и грамматический род здесь имеет ключевое значение для того, чтобы задать культурный контекст) осуществляется изнутри круга земного времени. Именно этот символический циферблат вновь появляется, чтобы уязвлять больного, в «Пусть в душной комнате…».