Глядя на нее восторженно-выразительно, Ваня положил обе руки на ее покатые хрупкие плечи, она же продолжала с виду спокойно:
- Завтра мне надо будет получить полторы тысячи здесь в банке, - этого нам хватит пока, на первое время... А там подумаем, как нам устроиться дальше.
- Что же это, позвольте? - ошеломленно забормотал Ваня. - Значит, мне повезло гораздо больше, чем Сурикову? А муж ваш? - вспомнил он вдруг. - Он что же, - убит, как Дивеев?
- Да, он убит... для меня убит... Хотя для себя и жив... Он стал мне невыносимо ненавистен.
Говоря это, Наталья Львовна не выбирала слов: они появлялись сами.
- А если бы я не встретился вам на улице? - невольно вырвалось у Вани.
- То я нашла бы вас завтра сама, - объяснила ему она. - Это ничего не значит, что вы не думали обо мне... Зато я все последнее время думала о вас... Я чувствовала, что очень побледнела, когда вас увидела, но это я от радости, а не от испуга...
- От радости? - повторил Ваня, слегка пожимая пальцами ее плечо.
- Да, от радости, что вы идете и таким широким шагом, а не то, чтобы вас возили на тележке, - вот почему!
- Меня? На тележке? Почему?
- Потому, что от вашего отца слышала я там, у себя, что вы тяжело ранены... Вот мне и представилось: а вдруг в обе ноги!
- И вдруг их у меня отрезали? Вот так воображение! - И Ваня привлек было ее к себе, но тут же отодвинул:
- Вы, значит, знакомы с моим отцом? Вот это для меня неожиданно!
Когда Наталья Львовна рассказала, как она познакомилась с Алексеем Фомичом, Ваня усадил ее на свой единственный диван и сел рядом, наклонив голову к ее голове.
Завечерело, и стало быстро темнеть, как это обычно бывает ранней весною в Крыму.
Вечернему часу положено быть тихим, но снизу донеслось до Натальи Львовны пение, причем голос был простуженный, старческий и с большой хрипотой, но слова выговаривались отчетливо:
...Бра-ни-ится мут-тер, пла-чет шве-стер,
А фатер выдрать о-бе-ща-ал...
Но я надул своих родных
И вы-пил за здо-ровье их.
Крам-бом-бом-бом-були,
Крам-бом-були!
- Опять этот мерзавец распелся! - горестно сказал Ваня, поднимаясь, чтобы спуститься вниз, но Наталья Львовна удержала его, спросив:
- Кто же это?
- Жилец у меня тут завелся, черт бы его взял! Без меня, когда я был на фронте... Ничего мне не платит да еще и мебель мою продает...
- Даже мебель продает?.. Значит, ему не на что жить... Он одинокий?
- Жену и даже сына имеет... Идиота... Вы его видели, когда мы подъехали.
- Да, кто-то стоял около дверей, - потом исчез... Всех, значит, трое... Это, конечно, хуже, чем если бы их было только двое: муж и жена, рассудительно проговорила она.