- А почему все-таки хуже? - не понял Ваня.
- Ведь они для себя готовили что-то, - в коридорчике кухней пахло, когда я вошла.
- Жена этого петуха, конечно, готовит что-то, - буркнул Ваня.
- Могли бы готовить и на нас двоих... Вы где обедаете?
- Я?.. Где придется... Когда у отца, когда в ресторане...
- Ну вот... А можно сделать так, что обед каждый день будет дома... Представьте, что мы наняли бы кухарку. Ей комнату дать надо? Вот ей комната в нижнем этаже, рядом с кухней. Муж кухарки - придаток нежелательный, конечно, да ведь время теперь какое! Он вроде как бы сторожем мог быть дома... А идиот - это, разумеется, совершенно уж ни к чему.
- Вот! Вот именно! Революция - это очень хорошо, а скажите, пожалуйста, как быть с идиотами? - Их никакая революция не переделает, и умными они не станут!
И Ваня поднялся, чтобы закрыть ставни и зажечь огарок свечи.
4
На другой день утром получать в банке деньги по чеку, данному ей Федором Макухиным, Наталья Львовна пошла вместе с Ваней Сыромолотовым.
Этот день здесь, в большом все-таки городе, был куда более пронизан весной, чем день вчерашний. Он весь сиял до ощутимой боли в глазах; он был подмывающе легок сам по себе и делал почти совершенно невесомым тело. Наталье Львовне казалось, что она и не шла, а хотя и тихо - что вполне согласно было с торжественностью этого дня, - но как бы проплыла над тротуаром, не касаясь его. Так было с нею только в счастливом девичьем сне, когда она летела над сонной землею, стоя прямо и изумляя этой своей способностью всех кругом.
Счастливый девичий сон ее повторился теперь наяву, и она даже подносила иногда руку к глазам, не для того, чтобы защитить их от слишком яркого солнца, а для того, чтобы еще и еще раз убедить себя, что она не спит и что рядом с нею, слабой и такой легкой, что может сидеть на дубовых ветках, как пушкинская сказочная русалка, рядом с нею мощный молодой художник, пусть хищно укушенный войною, но вырвавшийся из ее зубов и оставшийся тем же, чем и был, - талантливым и сильным.
О Федоре Макухине, еще вчерашнем своем муже, она и не вспоминала теперь, как будто и не было его, - так все прошлое было прочно зачеркнуто вчерашним вечером и наступившей вслед за ним ночью.
Даже и встречных людей вот теперь, когда шла, не видела Наталья Львовна: она глядела на них и в то же время не видела, - не пыталась разглядеть ни одного лица; ведь они были ей совсем не нужны, - они проплывали мимо, как бесплодные виденья во сне.
Перерожденной самой ей все встречное представлялось тоже перерожденным, не только люди, и стены, и окна домов, и бетонные тротуарные тумбы, и камни мостовых там, где они не были покрыты асфальтом, и колеса фаэтонов. И когда Ваня сказал ей весело: