Бедняга Ходжа пыхтел где-то вдалеке. Он подтягивал свои красные латексные штаны до подбородка. Но те всё равно спадали от быстрой ходьбы. На Репербане штаны шьют с расчётом на то, что никто никуда не торопится.
— Они так и будут за нами бежать? — закричала декоративная мама. — Раздражает безумно!
Будь у декоративной мамы хвост как у кота, она била бы хвостом по тротуару. Мне не хотелось её раздражать лишний раз. Я и так уже решилаа, что сама во всём виновата.
— Это мои друзья, — тщательно подбирая русские слова, попыталась донести до неё я. — У меня с ними свидание.
— С двумя друзьями свидание? Дура что ли? — декоративная мама повертела указательным пальцем у висков. — Может ты ещё и беременная в двенадцать-то лет?
Поняв, о чём идёт речь, я насупилась и выдернула руку из её руки, притом оцарапалась о её тяжеленный браслет из колечек:
— Мне одиннадцать!
— Пускай одиннадцать. Но нельзя же так надо мной издеваться, — декоративная мама перешла на плаксивый тон. — Я летела три дня, чтобы увидеть тебя…
Теперь она вправду плакала. Я удивилась. Её слова звучали по-другому, совсем по-серьёзному и плакать у неё получалось вовсе не декоративно. Тут уж и Ходжа с Барсуком, застеснявшись, отвернулись в сторонку. Один из них ковырял ногой щебёнку, насвистывая песенки, второй пердел губами, не умея толком свистеть.
— Знаете что, — сказала я друзьям по-немецки, а сама рассылала мысленный sos во все стороны, — дайте мне пробыть с этой тёткой хотя бы полтора часа. Я разберусь. А вы пока раздобудьте мне чего нибудь экспериментального.
Дело действительно требовало рассмотрения, отнюдь не немедленного. Хорошо, что до «Ибрагима» пилить через весь Репербан. Я надеялась, что уж за это время мы с мамой всё утрясём и навсегда распрощаемся.
— Проследите, чтобы она не ела, мадам, — с достоинством сказал моей маме Ходжа. — Скоро мы принесём настоящей еды.
Идиотская привычка говорить о еде, когда нервничаешь — главная отличительная черта Ходжи Озбея. Так и будет Ходжа до конца жизни спрашивать, слопал кто-нибудь что-нибудь или нет…
В животе, между прочим, и впрямь заурчало.
Мама тотчас же перестала хныкать и немедленно сфотографировала меня сразу с двух ракурсов.
— Голодный ребёнок, — с удовлетворением сказала она. — Довели дочь до голодного обморока.
Её поведение опять вернулось к декоративной манере. Не успевший уйти Ходжа выудил блокнот, пометив там что-то.
— Dekorativität, — мрачно изрёк он при том, — das ist es, was Baristinnen von uns allen unterscheidet!