Любой на месте Берты Штерн пожал бы плечами и предоставил коляске вести себя так, как ей вздумается. Даже я бы, наверняка, так поступила. Но, как говорит мой папа, логики коренного жителя Гамбурга нам не понять никогда. Она была прямой, как туннель под Эльбой и твёрдой, как динозаврья кость в музее естествознания. Именно эта логика заставила фрау Штерн забыть о своих беспечных занятиях и затребовать по громкой связи анонс.
Коляска уже давно бы притормозила. Помешал ей восточный господин в полосатой чалме, он сердито толкнул меня в сторону паспортной зоны. Благодаря ему, я ломанула дальше. Ужасно мягкие рессоры были у этой коляски. Житель Востока кричал вслед извинения, а я уже была далеко. Через мгновение, один из работников аэропорта, рискуя жизнью, поймал коляску за рукоятку, при этом чуть было не вывернул себе сустав. Теперь он потирал себе этот сустав с озабоченным видом.
Ну а теперь на десерт.
Судя по табличке, имя сотрудника было Ходжа Тупик. Конечно, таким умным, как наш Ходжа Озбей он не был. И дело тут совсем не в фамилии.
У стойки регистрации, адвокат Фрайданк решил примерить на себя роль любящего папаши.
— Бедный маленький котофей! — навзрыд зарыдал он, обнимая меня. — Теперь будет всё хорошо. Правда, мама?
Декоративная мама чарующе улыбалась.
— Она моя приёмная дочь, — наконец сказала Берта Штерн. Прозвучало это не очень уверенно…
— Она моя настоящая дочь — не переставая улыбаться, бросила ей в ответ декоративная мама
— Я надеюсь, что у вас есть подходящее объяснение этому всему, — сказал полицейский Ходжа Тупик, вытирая пот недоумения со складок лба. Белая рубашка его стала такой чёрной, будто прошла через ксерокс.
— Единственное объяснение наше в том, что посадка на наш самолёт назначена через пятнадцать минут. А нам ещё сдавать коляску в грузовое отделение, — объяснил Королёк.
На этот раз полицейский понимающе кивнул. Королёк начал пинать меня в сторону паспортного контроля. Адвокат неторопливо вынул из папки все полагающиеся бумаги. Там было чёрным по белому написано, что Анна Романова является дочерью Ренаты Романовой, а удочерение или задержка несовершеннолетней Анны Романовой на территории стран Шенгенского соглашения не предусмотрены. Затем он наступил на педаль кресла ногой, будто это была педаль мусорного ведра. Моя челюсть непроизвольно задергалась. Я проблеяла «Мама». Голос мой был как у антикварной пружинной куклы с заржавевшим моторчиком.
Все посмотрели в мою сторону с сочувствием, а полицейский Ходжа Тупик страшно засмущался.
— Ну, хорошо, а что за документы у вас? — повернулся он к Берте Штерн, — какие могут быть доказательства того, что ребёнок ваш… ну, в смысле приёмный.