— Нет такого кофе, — открестился он. — Никакого анцеторетусного кофе я не видел в глаза. До свидания.
— Почему это нет? — вдруг заорал один из барист с выражением лица безумного профессора. — Ну-ка, дети, идите сюда. Жиральдо нальёт вам кофе. Анцеторетусного… Какого хотите!
Музыка стихла. Даже мрачный попугай в клетке и тот повернулся в нашу сторону, словно спрашивая, по какому, собственно, праву мы здесь находимся. В этой тишине Жиральдо рассмеялся профессору прямо в лицо
— Да ни за что, — сказал он. — Чёртов ты сукин сын, Массимильян! Чтобы я детям кофе наливал? Совсем рехнулся.
И добавил специально для Олли голосом, будто вылитым из пластмассы:
— Пока я за стойкой, никакого кофе детям не будет.
После этих слов, бариста погасил свет и выкинул нас из заведения, ухватившись за капюшоны волшебников одной рукой. Ногой он резко дал под зад всем по очереди.
У меня и капюшона-то не было. Поэтому меня схватили просто за шиворот. Я почувствовала себя мешком, полным картофеля. Было жутко обидно.
— Всё видела? — то и дело дёргал меня за рукав Ходжа. — Кофейные короли! Будем продолжать раскачивать их дисциплину. Авось всё само развалится так, как в прошлый раз.
— В тот раз с нами ещё был господин Павловский, — грустно вспомнил Барсук.
Он начал пересказывать уже известную историю, как Павловский гнал на тот берег Эльбы рындой некоего Бонго, а девочка по имени Рената плакала ему вслед. В его исполнении история напоминала библейскую притчу. Наконец, Бюдде, зевая, сказал, что всё-же рассчитывал в здешнем заведении на кофе. И сейчас срочно нужно его чем-нибудь заменить. Хотелось спать, а времени уже натикало почти час ночи.
Рядом с «Супеменом Чачей» стояла урна. Олли наподдал по ней ногой. Оттуда вывалился стаканчик. На стаканчике я увидела надпись — «Моча».
— Внимание!! — сказала я. — Моча — смешное русское слово!
Мне захотелось разрядить обстановку. Но обстановка не разряжалась.
— Да хоть в слова играй — зевнул Ходжа Озбей, запихивая капюшон под водолазку.
И мы начали играть в слова. А что ещё нам оставалось, чтобы скоротать вечер до двух часов, пока отец не отправится спать?
— Вот не нравится мне слово «бариста», — рассуждала я, шагая по пустой ночной набережной.
Олли что-то буркнул в ответ из-под своего капюшона. Дескать, что уж тут говорить
Да уж. Странно было, что именно плохого я нашла в обычном слове. Вначале я думала, что это всё из-за двух букв «эр» подряд, но Ходжа меня поправил — с одним «эр» будет правильно, а читаться будет ещё мерзее — бариста!
Наконец мы расположились за давно покинутым посетителями столиком зонтичного кафе и открыли пакет затвердевших от времени леденцов. Барсук вытащил намазной фарш с ремоладом. Олли разрезал пополам затвердевшие вчерашние булочки. Принялись ужинать.