Ана Ананас и её криминальное прошлое (Волокитин) - страница 95

— Ну что, папа, всё хорошо? — осторожно поинтересовался Барсук, тщательно закрывая за собой дверь.

— Нет. Сегодня мы точно засрёмся! — сказал папа Барсук зловещим голосом.

Он выудил из пакета с чипсами огромный подарочный пиратский сундучок. Доев чипсы до последней крошечки, он поставил сундучок на полку с десятком таких же, потом встал и, кряхтя, направился к мусорному ведру. По дороге он наградил меня рукопожатием, попутно сняв с моего плеча пыль, которую я подцепила на лестничной площадке, причесал мне волосы. Крошки и ореховые скорлупки папа Барсук собрал в другую руку, затем аккуратно выбросил. Но не в мусорное ведро, а в идеально отмытую ради такого случая пепельницу.

— Когда уже еда? — спросил он, будто требовал лошадь и шпагу.

— Приступаем, — сказал Барсук, разворачиваясь в сторону до блеска отполированной кухни.


Барсук повязал вокруг своего отсутствия талии фартук. Потом он достал макароны из специального ящика (так и написано — для спагетти!) и задумался. Наконец он объявил о решении — паста будет сварены по особому, никарагуанскому рецепту! В процессе приготовления никарагуанских макарон выяснилось, что каждую спагетину следовало окунуть в отдельный вид соуса и проварить отдельно. Но это ещё не всё. Ещё и бульон следовало обязательно вынуть и процедить. Думаете это идиотизм? Так это вы ещё всего того, что за этим последовало не видели!

Я было взялась помогать, но поняла, что за Барсуком не угнаться. Еду он готовил проворно как дьявол. С плитой общался, будто заправский повар из ресторана. В каждой руке держал по фасеточному ножу и орудовал ими как бритвой. Всю посуду Барсук немедленно перемывал заново, едва успев прикоснуться к ней рукой во время готовки. Вилки он складывал отдельно от ложек. Сильнейшего моющего средства ушло на удивление мало. В качестве сковородки Барсук использовал мерзкий, скрипучий, похожий на керамическую посуду кирпич. Должно быть, это и была та самая асбестовая сковородка. Я едва дождалась, пока спагетти по никарагуански оказались на столе. Выглядели они крайне неаппетитно. Но зато пахло от них убойно — будто это была еда для слонов.

— Как ваше здоровье, господин Дахс? — спросила я у барсучьего папы, подирижировав в воздухе вилкой. Сейчас он мне даже нравился. Как кот, который то и дело умывается языком и лапой. На улице, при виде его колыхающейся туши, я ломала себе голову, как же ест этот толстяк — из корыта или из миски. А здесь поняла что, в принципе, он мог бы спокойно есть с руки. Как котик!

Перед тем, как ответить на мой вопрос о здоровье, папа Барсук вытащил из-за пазухи градусник размером с бутылку. Я удивлённо отставила вилку: