«Ай! Бо-бо! Ранка болит!»
Заткнись, придурок, ты и так выглядишь жалко!
Я видел, как люди из окон наблюдали за моим избиением. Пропитые мужики, заплывшие жиром тётки в халатиках, бабки, знакомые и незнакомые, подростки лет тринадцати, снимающие драку на смартфон.
Из моего рта вырывались слова, которые я когда-то говорил во дворе…
— Идите на… — бросал я в хари этих кавказцев. — Стаей, сука. Ссышь один на один! Вы не пацаны, а крысы!
Или это доносится только из головы? Какая разница?
Один из стаи схватил меня сзади, и его братья начали бить меня по животу. Удары сбивали дыхание. Я словно падал вниз, в коричневую помойную яму, в которой лежали ошмётки от лука, испорченные пельмени и шкурки бананов. Но вдруг овца, с которой они стояли, опомнилась и заорала на весь дворик:
— Прекратите! — гаркнула она. — Зачем вы его бьёте-то? Хватит уже! Он же в больницу попадёт! Прекратите!
В кино это обычно не работает. Но тут такой дешевый трюк почему-то подействовал. Они мигом закончили меня бить, бросили меня в снег, собрались в стаю и, прихватив с собой мою спасительницу, побежали прочь, за гаражи.
Неужели такое бывает? В какую мелодраму я попал? В какую постановку? В какой театр? Осталось только в любовный треугольник попасть, и будет полный комплект. Смешно.
Я лежал на земле, чувствуя, как болит моё до безумия нелепое тело. На самом деле, всё обернулось для меня не так уж и плохо. Они били меня всего секунд сорок… Вряд ли минута прошла.
Прокашлявшись, я встал, отряхнулся и пошагал домой, еле передвигая ноги. И зачем нужно было пререкаться? Неужели я совсем не могу без этого? Зачем я сам разрушаю себя, заставляю сея страдать? Может, по приколу. Может, я сумасшедший, а может — просто дурак. Какая разница?
— Ты там как? — крикнула из окна соседка с пятого подъезда Любовь Васильевна, которая всё это время наблюдала, как меня избивают.
— Жить буду, — ответил я, — даже все зубы целы.
— Ну да, — согласилась она, — слабо они тебя били. Если бы бабы у них не было, тогда надо было бы милицию вызывать.
— Могли бы и сразу вызвать! — прокричал я.
— Обычная драка! — махнула она рукой. — В моей молодости такие потасовки случались чуть ли не каждый день. К тому же, ты сам их спровоцировал. Неизвестно, кого бы ещё посадили. Ты же сам нарываешься! Умеешь только жаловаться и огрызаться!
«Что она мелет?» — подумал я, но не стал продолжать бесполезный разговор с сумасшедшей старухой и побрёл домой. Зашёл в подъезд, обычный, темноватый, скрипучий, нажал на грязную, затёртую годами кнопку лифта, поднялся наверх, к пустоте. Трясущимися пальцами я достал из кармана ключи и открыл дверь. Она жалобно, как бездомная собачка, заскулила и отворилась. Кряхтя, как старый дед, я сбросил с ног ботинки, и прошёл в коридор.