– Они склонили колени перед смертным. В разгар битвы повернулись спиной к врагу. И больше я не хочу о них говорить.
– И все же ты пошла за Оносом Т’лэнном…
– Его не было с ними. Он стоял один перед Серебряной Лисой, костлявый, и требовал…
Но тут Драконус наклонился вперед, почти повиснув над огнем.
– «Костлявый»? Т’лан – Теллан! Бездна под нами! – Он вдруг вскочил, еще больше напугав Ралату, и пошел вперед, а она смотрела, как ножны на его спине словно сочатся тьмой.
– Вот сука! – взревел он. – Эгоистичная, злобная ведьма!
Ублала услышал крик и внезапно возник в неярком свете костра с громадной палицей на плече.
– Чего она сделала, Драконус? – Он сверкнул глазами на Ралату. – Убить ее? Если она… а кстати, что значит изнасилование? Это про секс? Можно я…
– Ублала, – прервал его Драконус, – я говорил не про Ралату.
Теблор огляделся.
– Я никого больше не вижу, Драконус. Она прячется? Кем бы она ни была, я ее ненавижу, если только она не хорошенькая. Она хорошенькая? Хорошеньким можно и сподличать.
Воин уставился на Ублалу.
– Лучше завернись в меха, Ублала, и поспи. Я буду дежурить первым.
– Ладно. Хотя я не устал. – Он развернулся и пошел к своей лежанке.
– Осторожнее с ругательствами, – тихо прошипела Ралата, поднимаясь на ноги. – Что, если он сначала ударит, а спрашивать будет потом?
Драконус покосился на нее.
– Т’лан имассы были немертвыми.
Ралата кивнула.
– И она не отпустила их?
– Серебряная Лиса? Нет. Думаю, они просили, но – нет.
Он, казалось, вздрогнул. И, отвернувшись от Ралаты, медленно опустился на одно колено. Она не понимала, что выражала эта поза – смятение или горе. Ралата нерешительно шагнула к нему, но тут же остановилась. Он что-то говорил на неизвестном ей языке. Повторял одну и ту же фразу хриплым, густым голосом.
– Драконус…
Его плечи тряслись, и тут она услышала раскат хохота – смертельного, вовсе не веселого.
– А я-то думал, что мое покаяние было долгим. – Не поднимая головы, он спросил: – Ралата, этот Онос Т’лэнн… действительно мертв?
– Так Секара говорила.
– Тогда он обрел покой. Наконец-то. Покой.
– Сомневаюсь, – сказала Ралата.
Он повернулся, чтобы взглянуть на нее.
– Почему ты так говоришь?
– Его жену убили. Убили его детей. Будь я Оносом Т’лэнном, даже смерть не помешала бы мне отомстить.
Драконус резко вдохнул и вновь отвернулся.
Из ножен, словно из открытой раны, капала тьма.
Ох, как же я хочу этот меч.
Желания и нужды могут хиреть и умирать – совсем как любовь. Все пышные жесты чести и безграничной преданности ничего не значат, если единственные их свидетели – трава, ветер и пустое небо. Маппо казалось, что лоза его благородных доблестей засохла, что в саду его души, прежде цветущем, лишь голые ветки, как скелеты, стучат о каменные стены.