– Да ты больной.
– Да если бы не я, ты до сих пор висел бы на середине того утеса грудой костяшек, и птицы гнездились бы в твоих волосах, а пауки – в глазницах.
– Если бы не ты, я в жизни туда не полез бы.
– Полез бы.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что, Ураган, ты никогда не думаешь.
Он собирал всякую всячину. Мелочи. Блестящие камешки, осколки хрусталя, веточки фруктовых деревьев; все носил с собой и, когда удавалось, садился на пол и раскладывал все в причудливые узоры или просто случайным образом. А потом смотрел, смотрел…
Весь ритуал, хотя она наблюдала его десятки раз, очень тревожил Бадаль, но она сама не понимала почему.
– У Сэддика в сумке всякое
Этот мальчик пытается вспомнить
Хоть я говорила не надо
Воспоминания мертвы
Воспоминая это камни и ветки
В сумке и каждый раз как они появляются
Я вижу пыль на его руках
Мы решили не вспоминать
Чтобы сохранить мир в головах
Когда-то мы были юными
Но теперь стали призраками
В снах живых
Рутт несет крошку в сумке
А Ноша помнит все
Но не заговорит – с нами.
Грезит Ноша о веточках и камнях
И знает кто мы такие.
Она подумывала отдать эти слова Сэддику, зная, что он спрячет их в историю, которую рассказывает в уме; а потом ей пришло в голову, что ему не нужно слышать, чтобы и без того знать, и что история, которую он рассказывает, недоступна никому. Я поймана в его историю. Я плыла по небу, но небо – свод черепа Сэддика, и вырваться невозможно. Глянь, как он изучает свои штуки, какое замешательство у него на лице. Худое лицо. Впалое лицо. Лицо, которое ждет, чтобы его наполнили, но никогда не наполнится.
– Икария набивает наши животы, – сказала она, – а все остальное морит голодом.
Сэддик поднял глаза, встретился взглядом с Бадаль и отвернулся. Звуки из окна, голоса на площади внизу. Семьи укоренялись, проскальзывая в хрустальные стены и потолки, полы и комнаты. Старшие мальчики стали будто-папами, старшие девочки стали будто-мамами, младшие разбежались, но ненадолго: прыснули в восторге, а через несколько шагов, словно споткнувшись, с лицами, омраченными смущением и страхом, помчались обратно, искать защиты в объятиях родителей.
Вот оно – зло воспоминаний.
– Мы не можем здесь оставаться, – сказала Бадаль. – Кто-то ищет нас. Мы должны пойти и сами найти их. Рутт знает. Вот почему он уходит на край города и глядит на запад. Он знает.
Сэддик принялся укладывать свои сокровища в сумку. Как будто уловив что-то краешком глаза, он обернулся, но не увидел ничего.
Если не вспоминается, то только потому, что у тебя никогда не было того, что пытаешься вспомнить. Сэддик, у нас не осталось даров. Не лги, чтобы наполнить прошлое