Однако же ещё немного о музее. Дом под него отдали потомки Михаила Шика, ныне только надо восстановить его от последствий пожара. А музей, как каждое благородное начинание, испытывает пока период гонений. И помещения его уже лишали (ныне он в квартире какой-то добросердечной женщины), и фонды, собранные трудом неимоверным, скидывали в подвал, а сейчас, как написала мне верная сподвижница Гришиной, «…мы с Галиной Ивановной продолжаем работать нелегально».
Но музей-то будет – просто наверняка. Потому что историю сохраняют энтузиасты. И она ведь сохраняется, заметьте. Но вопреки, а не благодаря.
Сны доктора Файвишевского
Владимир Абрамович Файвишевский, доктор медицинских наук, очень талантливый психотерапевт, умер совсем недавно в возрасте вполне почтенном – восемьдесят шесть лет. Из них более пятидесяти лет мы с ним дружили. Нет, нет, я вовсе не высокий некролог собрался написать, а просто его жена Наташа доверила мне рукопись, не попавшую в Интернет (где много его отменных стихов и воспоминательной прозы). Рукопись называется – «Мои сны». Я знать не знал о её существовании, хотя сны свои Володя часто рассказывал на дружеских пьянках, и я весьма завидовал ему, так это было содержательно и интересно. Вот он, например, вдруг оказывался в Ясной Поляне – у него какие-то вопросы были к зеркалу русской революции. Лев Николаевич его приветливо встречает и ведёт в большую комнату, где за столом сидит человек десять с симпатичными, но бледными и явно растерянными лицами. А на штанах у них – следы крови, а у нескольких торчат из ширинок края марли, тоже со следами крови. Это беззаветные борцы за справедливость, объясняет ему Лев Толстой. И Володя, мигом догадавшись, спрашивает в ужасе, зачем же их оскопили. «А чтоб не отвлекались», – благодушно отвечает ему граф.
В застольном пересказе эти сны звучали очень впечатляюще – я несколько из них и записал потом, и напечатал, честно сославшись на их автора, чья творческая натура отпечатывалась даже в сновидениях. А тут – огромная подборка этих снов.
Вот едет он в каком-то старом грузовике по донельзя раздолбанной сельской дороге. Грузовик трясётся на бесчисленных ухабах и колдобинах, шофёр вспотел от напряжения и злобно ругается. А этот шофёр – Ленин, Владимир Ильич лично. И вдруг он, обращаясь к Володе, с горечью говорит: «Мы всё, батенька, делали совершенно правильно, нам просто плохой народ достался. Будь у нас под руками какой-нибудь европейский народ, и мы бы мигом построили социализм».
А вот он в какой-то пустынной местности встречается с Иисусом Христом. И спрашивает у него, почему в христианстве осуждается самоубийство – ведь такое пресечение жизни часто бывает единственным средством освободить себя от страданий – нравственных или физических мучений. Я, говорит Володя, пишу сейчас статью на эту тему и хотел бы знать ваше мнение. А дело в том, объясняет ему Христос, что вы совершенно правы, но далеко не всем людям надо знать полную правду. Но как же, говорит ему Володя, я сошлюсь в статье на эти ваши столь авторитетные слова? А очень просто, отвечает ему собеседник, так и напишите: Иисус Христос, личное сообщение.