На трассе — непогода

Несколько дней в далеком от Москвы аэропорту мокли под теплыми дождями лайнеры. Неподалеку от японских берегов зародился тайфун «Клара», спутав прогнозы синоптиков, ринулся на берег, обдав его ветрами, дождями, туманами и плотно закрыв небо над нашим аэропортом. Несколько дней мы были в центре воздушной пробки.

А потом я прилетел на остров в океане, поселился в растрескавшемся от частых землетрясений домике у скалы, о которую разбивались волны.

Утром я выходил на берег, в часы отлива на пепельном песке валялись выброшенные океаном негодные вещи: пустые тюбики из-под зубной пасты, пластмассовые осколки различной корабельной утвари со знаками японских фирм, стеклянные шары-поплавки, сорванные с рыбацких сетей. Они напоминали, что лежащее впереди водное пространство не безлюдно, там продолжается жизнь, от которой на поверхности остается явственный след человека.

В это утро небо над океаном было бледно-розовым, с глубинным серебристым туманцем; слева по берегу, за покатым взгорком, раскинулись черные домики поселка; огромной зелено-лиловой плоскостью выделялся вдали вулкан. Я лежал на песке, глядя вдаль, наслаждаясь тишиной. Но ее оборвал ребячий вскрик. Женщина сидела на бревне, вытянув обнаженные ноги, и смеялась, глядя, как девочка убегает от волн. Я узнал, эту женщину — она была из той небольшой компании, которая прибыла вчера вечером на остров: три лейтенанта пограничных войск с женами и детьми. Они добирались на остров две недели, домик наш был для них всего перевалочной базой, отсюда эти люди должны были разъехаться по дальним заставам, которые станут на несколько лет их постоянным пристанищем.

Впервые я увидел эту женщину сидящей на крыльце возле чемоданов и ящиков со скарбом, она прижимала к себе спящую дочь, плоское лицо ее, отупевшее от отчаяния, было серым, лишенным возрастных примет, на нем отпечатались только тревоги дальних дорог и глухое одиночество. Муж ее, лейтенант, растерянно бормотал: мол, все образуется, все обретет свое место, — но видно было, что слова его не достигают ее сознания — так прочна была окутавшая женщину оболочка отчужденности… А сейчас она сидела и смеялась. Лицо ее не казалось более серым и плоским, она была молода, по-татарски скуласта.

Я мысленно вернулся в тот самый аэропорт, над которым гудели высотные ветры разбившегося тайфуна «Клара», стал вспоминать различные происшествия, которые наблюдал там, и обнаружил, что в них есть некая связь…

— Ого, мужиков-то сколько!

Это было первое, что услышал Танцырев утром, и сразу ясно вспомнил, где он и как сюда попал, приподнялся на локтях и прежде всего повернулся к окну, — оно было потным, и ничего за ним нельзя было разглядеть, кроме серого клочковатого тумана, и такой же серый свет мутно вползал в комнату, сгущаясь у стен и в углах. «Понятно», — вздохнул Танцырев, отмечая этим про себя, что за ночь никаких перемен в погоде не произошло и, стало быть, самолета на Москву в ближайшее время ждать нечего.