Полный идиотизм.
Настоящая ссора произошла у нас на четвертый день. Кухарка находилась в другой части дома, слуги не было. Мы с Жанной сидели в гостиной в креслах у камина, потому что я постоянно мерзла. Было пять часов вечера. В одной руке я держала письма и фотографии, в другой – пустую чашку.
Жанна курила, под глазами у нее выступили темные круги, и она в очередной раз отказала мне во встрече с друзьями.
– Нет, и точка. Как ты думаешь, с кем ты водила дружбу? с ангелами, сошедшими с небес? Уж они-то не упустят такую легкую добычу.
– Я? Добыча? Чего ради?
– Ради числа со многими нулями. В ноябре тебе исполнится двадцать один год. Тогда-то и огласят завещание Рафферми. Но и не вскрывая конверта, можно подсчитать, сколько миллиардов лир поступит на твой счет.
– Надо было мне сказать.
– Я думала, ты знаешь.
– Я ничегошеньки не знаю! Ты же сама видишь!
И тут она допустила свой первый промах:
– Я уже не понимаю, что ты знаешь, а чего нет! Я совсем запуталась. Перестала спать. Ведь, по сути, тебе ничего не стоит разыграть комедию!
Она швырнула сигарету в камин. В ту самую секунду, когда я вставала с кресла, часы в вестибюле пробили пять раз.
– Комедию? Какую комедию?
– С амнезией! – ответила она. – Прекрасная мысль, просто замечательная! Никаких внешних травм, никаких следов, но кто может поручиться, что страдающая амнезией вовсе ею не страдает? Только она сама.
Она тоже поднялась, совершенно неузнаваемая, совсем другой человек. Но внезапно снова стала прежней Жанной: светлые волосы, золотистые глаза, спокойное лицо, высокая стройная фигура в широкой юбке, на голову выше меня.
– Господи, сама не знаю, что я несу.
Правая рука опередила рассудок, не дав мне опомниться. Я размахнулась и ударила ее в уголок рта. Сильная боль пронзила затылок, я повалилась вперед прямо на Жанну, но она, удержав меня за плечи, развернула, прижала к себе, не давая мне пошевелиться. Руки у меня словно налились свинцом, и вырываться не было сил.
– Успокойся, – велела она мне.
– Отпусти меня! с какой стати мне разыгрывать комедию? Ради чего? Говори же!
– Успокойся, прошу тебя.
– Я же дура, ты мне много раз это повторяла! Дура, но не настолько! Ради чего? Объясни мне! Отпусти!
– Да успокоишься ты наконец? Прекрати орать! – Она потянула меня назад к своему креслу, силой усадила к себе на колени, одной рукой обхватив за плечи, а другой – зажимая мне рот, прижалась щекой мне к затылку: – Забудь о том, что я сказала. Я вообще ничего не говорила. Хватит, не кричи, нас услышат. Я третий день с ума схожу. Ты даже не представляешь!