Я находилась далеко от Жанны, в одной из комнат первого этажа, когда увидела Франсуа Руссена, которого никто не приглашал. Она тоже его заметила и, переходя от одной группы гостей к другой, стала медленно продвигаться в мою сторону.
Франсуа сказал мне, что пришел сюда не как назойливый любовник, а как помощник, сопровождающий своего босса. И все-таки мне показалось, что он скорее настроен вести себя как любовник, но тут подоспела Жанна.
– Оставьте ее в покое или я вас отсюда вышвырну, – заявила она.
– Не стоит грозить тем, на что вы не способны. Послушайте, Мюрно, один удар – и вы в нокауте. И клянусь, я не отступлю, если вы не прекратите меня донимать.
Они говорили вполголоса, с виду вполне приветливо, словно добрые друзья. Я взяла Жанну под руку и попросила Франсуа уйти.
– Мики, мне нужно с тобой поговорить, – настаивал он.
– Мы уже поговорили.
– Но я не успел тебе все рассказать.
– Хватило и того, что успел.
Теперь уже я увела Жанну подальше от него. Он сразу же ушел. Я видела, как он перебросился несколькими словами с Франсуа Шансом, а когда он надевал плащ, наши взгляды встретились. В его глазах можно было прочесть только ярость. Я отвернулась.
Вечером, когда гости разошлись, Жанна долго прижимала меня к себе, сказала, что я держалась именно так, как она рассчитывала, что у нас все получится – да что там, уже получилось.
Ницца. Отец Мики, Жорж Изоля, оказался очень худым, очень бледным и очень старым. Он смотрел на меня полными слез глазами, голова у него тряслась. Он даже не осмеливался меня обнять. Когда он наконец решился, я тоже зарыдала. Абсурдное состояние: я не чувствовала себя ни испуганной, ни несчастной, скорее наоборот – меня буквально распирало от счастья, когда я увидела, насколько счастлив он. Мне кажется, я на несколько минут забыла, что я не Мики.
Я обещала часто навещать его. Уверила, что хорошо себя чувствую. Вручила ему подарки и сигареты, осознавая, как это мерзко с моей стороны. Жанна увела меня. В машине она дала мне выплакаться вволю, но потом попросила прощения за то, что хочет воспользоваться моим шоком – она договорилась, что нас примет доктор Шавер, – и отвезла меня прямо к нему. Она полагала, что со всех точек зрения будет только лучше, если он увидит меня в таком состоянии.
Должно быть, тот подумал, что потрясение от встречи с отцом угрожает моему выздоровлению. Он нашел у меня крайнее физическое и нервное истощение и велел Жанне какое-то время никого ко мне не пускать. Чего она и добивалась.
Именно таким я его и запомнила: грузный, волосы ежиком, крупные, как у мясника, руки. Вообще-то я видела его всего один раз, между двумя вспышками яркого света, то ли до, то ли после операции. Он сообщил мне об опасениях своего шурина, доктора Дулена, и открыл папку, которую тот ему прислал.