Или вдруг я ощущала на себе запах омерзительного дешевого одеколона, которым он обильно смочил волосы. Мики тоже обратила на него внимание. «Ваша подпись, – сказал он мне, – была подлинной, я тут же проверил, возле приборной доски было светло. А еще вы спросили, чем у меня пахнут волосы. Это особый одеколон, алжирский, я там служил в армии. Видите, такое не выдумаешь!»
Вероятно, он даже назвал Мики марку. Но мне в гараже ее не сказал – для меня одеколон так и остался безымянным. Больше мысли об опасности, которую этот тип представлял для нас с Жанной, меня мучил этот запах, я чувствовала его – или мне казалось, что чувствую, – повсюду; он въелся в перчатки, в руки, он вынудил меня снова зажечь лампу. Должно быть, шантажист все еще бродит вокруг дома, вокруг меня. Стережет меня, как свою собственность: как воспоминание, как разум, уже принадлежащий ему.
Я пошла в ванную, помылась, снова легла в кровать, но его хватка не ослабевала. Я не знала, где в доме хранится снотворное. Я заснула только к утру, когда солнечные лучи уже стали пробиваться сквозь ставни.
Встревоженная мадам Иветта разбудила меня почти в полдень, но мне показалось, что запах до сих пор не улетучился. Первое, о чем я подумала: этот тип наверняка подозревает, что я попытаюсь предупредить Жанну. Если я действительно попытаюсь, он так или иначе узнает, придет в бешенство и выдаст нас. Так что лучше не рисковать.
После завтрака я вышла из дома. Его видно не было. Иначе я попросила бы у него разрешения позвонить во Флоренцию.
Два следующих дня я томилась, строила и тут же отметала самые нелепые планы избавления от него втайне от Жанны. Я бесцельно слонялась от пляжа к дивану на первом этаже и обратно, но он так и не появился.
На третьи сутки, в день моего рождения, торт, испеченный мадам Иветтой, напомнил мне, что сегодня вскрывают завещание. И Жанна должна со мной связаться.
Она позвонила днем. Серж скорее всего на почте. Наверняка будет подслушивать и поймет, кто я такая. Я не знала, как заставить Жанну приехать поскорее.
Я сказала, что все в порядке, что ужасно по ней скучаю. Она ответила, что ужасно скучает по мне.
Сперва я не обратила внимания, что у нее какой-то странный голос, поскольку волновалась только о постороннем присутствии на линии, но в конце концов я спросила, что случилось.
– Ничего особенного, – сказала она, – просто очень устала. Возникла проблема. Придется задержаться еще на день-два.
Она просила меня не тревожиться. Обещала все объяснить по возвращении. Когда пришло время повесить трубку, мне вдруг показалось, что нас разлучают навеки. Но я машинально изобразила звук поцелуя и ничего не сказала Жанне.