На раскрытых ладонях и закрытых веках невесты рисовали руны, водили посолонь вокруг чаш с вином и зёрнами, которые означали кровь и семя (вечером их выплеснут пред порогом Дома Душ). Благословляли будущее ложе новобрачных и возносили молитвенные призывы к предкам, дабы те почтили своим присутствием этот мир ещё не раз, вернувшись в детях Сольгерд и Рейслава.
А после невеста должна была проглотить одно из зёрен и запить его глотком вина. Сольгерд держала во рту и то, и другое, пока (спасибо нянюшке) не предоставилась возможность незаметно выплюнуть всё в платок. Мысль об общих с Рейславом детях внушала ей ужас едва ли не больший, чем предстоящая ночь.
Когда день перевалил за середину, цесаревну посадили на белую кобылицу и повели по усыпанной папоротниковым листом дороге вверх, к вершине холма, где в каменном круге её ждали жрец и Рейслав. Она была похожа на летнюю бабочку, пригревшуюся в последнем тёплом луче на подоконнике, которую можно брать в руки, и она даже не попытается улететь, потому что чувствует: её время уже давно закончилось.
Сольгерд не поднимала глаз, не смотрела ни на торжествующего Рейслава, ни на строгого жреца. Все остатки её сил уходили на то, чтобы заплетающимся, непослушным языком повторить слова клятвы и сдержать слёзы.
На закате, под сгущающимися грозовыми тучами, жених посадил невесту перед собой в седло и медленно двинулся к Дому Душ. Впереди и позади них на почтительном расстоянии следовал десяток стражников, призванных охранять венценосную чету.
– Умница, – прошептал Рейслав на ухо Сольгерд, и по её шее пробежали омерзительные мурашки, – рано или поздно, ты должна была понять, что радовать меня гораздо выгоднее, чем огорчать. Хорошо, что это случилось скорее рано, чем поздно.
В Доме Душ было четыре комнаты: первобрачная – для первой брачной ночи; усыпальная – в ней умирали дожившие до глубокой старости члены венценосной семьи; родильная и комната скорби.
Рейслав внёс её в первую и поставил перед огромной кроватью с балдахином, убранной расшитыми ритуальными символами покрывалами. Закрыл массивную дверь без запора – дом был в кольце вооружённых стражников, поэтому тем, кто находился внутри, ничего не угрожало. В комнате не было окон, и освещалась она только пылающим в камине пламенем. В этих каменных стенах всегда было холодно, даже в такой тёплый вечер, как этот.
Сольгерд стояла, опустив голову и уронив руки. Всё её существо, запертое в шёлке и кружеве свадебных уборов, кричало и рвалось, оставляя изнутри глубокие следы от когтей, будто пыталось процарапать выход из этого тела, обречённого провести ночь с Рейславом, а снаружи было так тихо! Уютно гудел огонь, потрескивали дрова. Перед её взглядом на ковре, скрывшем шорох шагов, появились нарядные сапоги нового цесаря. Он стоял так близко, что девушка задержала выдох, боясь коснуться его своим дыханием.