– У меня мало времени, Сольгерд, – прошептал он, прижимаясь лбом к её лбу, – прости меня.
– У нас будет сколько угодно времени, – ответила она, счастливо улыбаясь, – сколько нужно, чтобы сплести ошейник? Дня два? Три?
Брегир покачал головой, его взгляд переполняла горечь.
– Сольгерд… Я не смогу обратиться обратно… не смогу больше стать человеком, – произнёс он севшим голосом, – уже не смогу…
– Тогда… – улыбка стекла с губ девушки, но глаза по-прежнему горели надеждой, – тогда я найду тебя белым медведем и всё равно надену ошейник! Мы разрушим это проклятье…
– Не смей искать меня, – резко оборвал её Брегир, – если я не смогу обратиться! Это может стоить тебе жизни.
– Но без тебя моя жизнь ничего не стоит! – воскликнула девушка.
Брегир хотел возразить что-то, но резкая боль обращения выбила воздух из его груди. Чувства обострялись. Раны кровоточили. Время истекало.
– Я присмотрю за ней, друже, – хрипло раздалось от двери, и Сольгерд только сейчас заметила скромно стоявшего здесь уже незнамо сколько времени Хойбура. Полугном потупил взгляд и опустил верную секиру, с лезвия которой уже успела натечь лужица крови.
Брегир прижался губами ко лбу девушки.
– Прощай, Сольгерд, – тихо произнёс он, – береги себя. – И вышел, слегка прихрамывая на раненую ногу, по пути благодарно хлопнул Хойбура по широкому плечу. Сольгерд ринулась было вслед, но полугном преградил ей путь, предостерегающе мотая головой.
– Мы всё сделаем, – едва слышно прошептал он с заговорщическим огоньком в глазах, – мы найдём его. А пока, – он вытянул что-то из поясной сумы, – брось это в огонь.
Сольгерд в ужасе отпрянула – в руках Хойбур держал безглазое лицо её отца. Только спустя мгновение девушка поняла, что это всего лишь искусно разрисованная маска.
– Во дворце скажешь, что этого, – полугном брезгливо кивнул на тело Рейслава, – убил дух твоего отца. Это подтвердят двое стражников, которым мы дали сбежать. Кстати, они должны скоро вернуться. С подмогой.
***
– Три пряди сюда, две – сюда, эту и ту – связываем… – шептала Сольгерд пересохшими губами, сплетая волосы замысловатым узором. – Ещё две – пропускаем…
– Поешь, дитятко, ну хоть ложечку, – тихим голосом просила потерявшая надежду, старая Келлехерд, и мелкие слёзы прятались в сеточке морщин, капали в миску с остывшей кашей.
– Четыре – перекрещиваем, и одну – вокруг них… – воспалённые глаза смотрели в тёмное зеркало, уже почти ничего не видя. Они не спали несколько ночей, и под веки словно песка насыпали. – Эти три связываем… – онемевшие скрюченные пальцы из последних сил держали шелковистые волосы, но те всё равно рассыпались, и приходилось начинать снова. Сольгерд должна была сплести ошейник из ещё живых волос, и отрезать их только перед тем, как наденет его на медведя.