Когда её, дрожащую, перепачканную чужой кровью, привезли во дворец, Рейславовы люди уже дали дёру, прослышав о мстительном духе цесаря. Незамедлительно было послано за членами цесарского совета, которым предстояло исполнять обязанности цесаря до следующего замужества овдовевшей королевы. Из темницы выпустили верных предыдущему цесарю стражников и телохранителей. А молодая вдовица в сопровождении няньки и нескольких человек охраны отправилась обратно в Дом Душ. Она должна была запереться в комнате скорби, вознося молитвы богам, дабы успокоили разгневанный дух отца и упокоили душу убитого мужа.
– Три пряди сюда, две – сюда, эту и ту – связываем… – вот какая молитва не угасала в комнате скорби уже третий день, – ещё две – пропускаем…
Но свадебный обряд так и остался незавершённым, и Сольгерд не знала, получится ли снять проклятье. Она не знала, сможет ли найти белого медведя, не станет ли сама добычей чудовищного Нордскогура, но даже это не могло заставить её отступиться.
2.2
Рассвет был холодным и пасмурным. Над лесом за Домом Душ опрокинутым молочным морем стоял туман, укрывая острые верхушки ёлок. Трава под ногами была мокра, как и подол тёплого платья Сольгерд, и мыски её сапог. Пара лошадей лениво взмахивали хвостами, словно киты в туманном море, и выдыхали белые облачка.
– Нам придётся отпустить их на границе Нордскогура, они туда всё равно не пойдут, – пробубнил Хойбур себе в бороду.
Ни одна живая душа не пойдёт в тёмный Нордскогур по своей воле. Потому что никто ещё оттуда не возвращался. Лес, полный неведомых тварей, был живым. Он заманивал, запутывал, кружил. Он подчинял себе, делал путника частью себя, поглощал его или отдавал на лакомство обитающей в нём нежити.
Белый медведь, оборотень, утративший человеческое сознание и возможность вернуть себе человечий облик, услышал его зов. Потому что он в конце концов тоже станет нежитью, а значит, частью Нордскогура.
Келлехерд плакала и хваталась за руки цесаревны, не желая отпускать её, но ни она, ни кто-либо другой не смог бы удержать Сольгерд. Потому что та точно знала: она не хочет, не может жить без Брегира. И перед этой безысходностью отступал даже страх смерти.
Лес, что за Домом Душ, начал редеть, и вскоре Хойбур и Сольгерд выехали на поросшую высокой травой опушку, что была разорвана надвое оврагом, заполненным тёмной, застоявшейся водой. На ту сторону был перекинут ветхий бревенчатый мостик, а на опушке дремучего Нордскогура не росло ни кустов, ни трав – она была сплошь покрыта мхом, который укрывал и землю, и старые поваленные стволы, и большие валуны. А из его мягкой, тёмно-зелёной глубины тянулись маленькие цветочки с острыми лепестками, словно белые звёздочки на стебельках-волосинках.