— Извиниться, что вторглись в твою квартиру. И спросить, что случилось.
Никакой реакции не последовало.
— Блад?
— Уйди, подполковник.
Кирк постоял пару минут и сделал ещё попытку:
— Я был бы рад помочь, если…
— И что ты можешь?! Пожалуешься в письме бабуле? — повышенным тоном прервал Винтерсблад, подняв на него голову.
В серых, обычно непроницаемо-насмешливых глазах полковника горели досада, злость и отчаяние. Таким его Медина ещё не видел, но его реакция больно задела пилота.
— Иногда даже я на что-то гожусь, — на тон холоднее произнёс он, — например, когда нужно вытащить на себе полумёртвого полковника из вражеского падающего дирижабля.
Винтерсблад поднялся на ноги, подошёл к Кирку почти вплотную.
— И кто тебя об этом просил, скажи, пожалуйста? — почти шёпотом спросил он.
— Я спасал твою жизнь, Блад.
— Какого хрена ты вообще вмешивался? — взорвался полковник. — Какого кардана я даже сдохнуть не могу без вашего участия?!
Медина сжал губы и зажмурил глаза, словно на него не накричали, а хлестнули по щеке.
— Потому что мы одна команда, — тихо, но очень твёрдо ответил он.
— Потому что нечего тебе было лезть не в своё дело, — сбавил тон Винтерсблад, — ты спас мне жизнь и только всё усложнил. Расстреляй они меня, проблем у всех было бы меньше, — полковник направился к выходу.
— Права была бабуля: ты просто трус, Блад, — бросил ему в спину Кирк.
— Что?!
— Предпочтёшь, чтобы тебя убили. Лишь бы не решать проблемы. Но смерть — так себе убежище, Блад!
— Да что ты знаешь о моих проблемах! — со злой досадой ответил он.
— Ничего! Но только потому, что это ты так решил. Будь ты хоть четырежды герой, Блад, один ты не выстоишь! Никто не выстоит. Одиночки проигрывают. Даже если имеют всё, что необходимо для смерти.
— Вот спасибо, бабкин философ! А то без тебя я бы не догадался, что всё до крайности паскудно и помощи мне ждать неоткуда!
— Для этого есть друзья. Даже у таких заносчивых упрямцев, как ты! — тёмно-шоколадные глаза Медины твёрдо и уверенно смотрели на Винтерсблада, и тот впервые не выдержал чьего-то взгляда, отвернулся первым и вышел прочь из гондолы управления.
***
В душных летних сумерках тёмными переулками Сотлистона, воняющими отбросами и мочой, шёл большой грузный человек в штатском. Шёл он быстро, но пошатывался, словно пьяный. Периодически останавливался, прислонившись к обшарпанным стенам, боролся с одышкой. Его рубашка на груди и спине потемнела от пота, мокрые волосы на лысеющей голове торчали в разные стороны. Никто бы не узнал в этом пожилом, до паники напуганном мужчине генерала Маскелайна.