, то серьезная, то ироническая, то наукообразная, то фамильярная, то исполненная чувства, указывает на множественность возможных смыслов. И так же неоднозначно, то и дело меняя «оптику», то доверяя, то сомневаясь, вынужден воспринимать его речь читатель. Последовав за Мелвиллом в пространство зыбкого, ничем не гарантированного иносказания —
полуиллюзорных прозрений или
частично истинных иллюзий, — каждый получит соответственно «доле» вложенного труда, как в китобойном деле, — а кто-то останется совсем без прибытка, с одним лишь досадливым чувством потери.
Опыт и язык: «двуголовое бремя»
В главе LXXIII Измаил описывает, как «Пекод» кренится набок под весом головы кашалота, пришвартованной к борту; потом к другому борту подвешивают тушу только что забитого кита, и корабль становится «похож на навьюченного мула, трусящего под тяжестью двух переполненных корзин». Сделано ли это из грубого матросского суеверия («будто судно, у которого хоть однажды висела по правому борту голова кашалота, а по левому — голова настоящего кита… никогда не пойдет ко дну»), или из здравого расчета (с целью обеспечить кораблю, пусть трудное, но равновесие), или без всяких особых причин, просто по стечению обстоятельств? Неизвестно. Неопределенность как раз и побуждает Измаила взглянуть на ситуацию философски: «Так, если вы подвесите с одного борта голову Локка, вас сразу на одну сторону и перетянет, но подвесьте с другого борта голову Канта — и вы снова выровняетесь, хоть вам и будет изрядно тяжело. Некоторые умы так всю жизнь и балансируют. Эх, глупцы, глупцы, да вышвырните вы за борт это двуглавое бремя, то-то легко и просто будет вам плыть своим курсом» (327). Описание корабля здесь подразумевает, как кажется, аналогию роману: он тоже движется с явным утяжелением, удерживает нелегкий баланс. Посылы от двух родоначальников современной философской мысли — родственные, но разные, как кит и кашалот, — предложены одновременно как подсказка и вызов.
В опыте и Локк, и Кант видели важнейший ресурс жизнедеятельности человека, а возможность его (опыта) освоения оба связывали с работой рефлексии. Все наше знание, по Локку, происходит из чувственного восприятия, направленного на внешние предметы, и из самонаблюдения, направленного на «действия нашего ума»[282]. Рефлексия, то есть «наблюдение, которому ум подвергает свою деятельность и способы ее проявления»[283], есть труд и искусство, которые даются нелегко, однако необходимы. Их посредством человек получает своего рода компенсацию за невсесилие и невсезнание, то есть за те ограничения, с которыми сопряжено его/наше присутствие в мире.