уверенностью, не всегда оправданной, усматриваем в тексте смысловые порядки: то ли объективные (запечатленные буквой), то ли призрачные, то ли произведенные автором, то ли нами самими.
В финале «Мидлмарча» упоминается между прочим о том, что Мэри и Фред (персонажи, которым читатель стойко симпатизирует) в последующей жизни опубликовали по книге. Горожане не верят, впрочем, в их индивидуальное авторство — в своем простодушии (или мудрости?) они подозревают, что всякую книгу пишет не вполне тот, чье имя значится на обложке: «За сочинение книг никого не следует хвалить, коль скоро их всегда пишет кто-то другой» (808). Ну что ж, и роман «Мидлмарч» пишется в значительной степени «кем-то другим». Именно: тем, кто его читает. Понять литературное произведение по-настоящему можно не иначе, как встав в позицию соавтора, — эту мысль Элиот не провозглашает прямо, а раздаривает собственным персонажам, от чего та начинает казаться почти тривиальной (в переводе может и вовсе исчезнуть[357]), отнюдь не будучи таковой.
Идеей анонимно-творческого соавторства обусловлен и тот вид героизма, который Элиот более всего интересен: незаметного, житейского, не меняющего одномоментно лицо мира и судьбу человечества, но позволяющего рассчитывать на постепенность и стойкость эволюционных перемен. К нему и отсылает, как всегда, косвенно, последняя фраза романа: «…если ваши и мои дела обстоят не так скверно, как могли бы, мы во многом обязаны этим людям, которые жили рядом с нами, незаметно и честно, и покоятся в безвестных могилах» (814).