Интонации вопрошания в высшей степени характерны для «Песни о себе», но не менее характерны — интонации дразнения. Признаваясь в неспособности узнать истину и в бессилии ее высказать, лирический герой провоцирует читателя самому занять место познающего и отвечающего: «Ты также задаешь мне вопросы, и я слышу тебя, / Я отвечаю, что не в силах ответить, ты сам должен ответить себе». Прямые и косвенные призывы к адресату речи — обратиться ее полноценным субъектом! — звучат все настойчивее и в финале воплощаются в почти ультимативное требование взять, наконец, слово — сейчас, потому что — пора, твоя очередь: «Успеешь ли ты высказаться перед нашей разлукой?»
Поэзия аукциона
Поэма «О теле электрическом пою» наряду с «Песней о себе» входила в число первых двенадцати, составивших издание «Листьев травы» 1855 года. В издании 1856 года к ней прибавился еще обширный финальный пассаж, который нас и интересует здесь больше всего. В нем не столько представлена, сколько разыграна риторически ситуация, для Америки того времени и тривиальная, и шокирующая:
С молотка продается мужское тело…
Помогу продавцу — растяпа, он плохо знает свое дело…
(пер. М. Зенкевича).
Практика продажи с молотка чернокожих невольников сохранялась в США в 1850-х годах, и к этой скандально-повседневной ситуации прямо апеллирует Уитмен: «Я часто ходил… на невольничий рынок, смотрел, как торгуют рабами». В симпатиях или даже терпимости к работорговле поэта никак нельзя было заподозрить, но… обличительно-моралистические акценты в поэме отсутствуют начисто. Предмет прославления-продажи здесь — некое обобщенное человеческое тело («Взгляните на руки и ноги, красные, черные, белые»), описываемое с зазывным азартом, в конкретике дотошно перечисляемых анатомических деталей. Каждую слово называет, оглашает и тем самым каждой как бы касается, разом интимно и оценивающе. «Руки, подмышки, локоть, кости и мускулы рук. / Запястье, суставы запястья, ладонь, пальцы — большой, указательный, ногти; / Широкая грудь, курчавость волос на ней, грудная клетка, / Ребра, живот, позвоночник и позвонки…» и т. д., непомерно долго, включая все неудобоназываемое. Это скандально с точки зрения социальных, культурных, эстетических норм, но словно бы подразумевает другую, высшую, санкцию. Какую?
Жанр своего высказывания сам Уитмен определяет как «призыв из толпы». При этом поэт выступает в двойной, как бы «двоящейся», роли — он и субъект (аукционист), он и объект продажи. Человек весь и последовательно обращен в тело, а тело по частям «опубликовано» как товар. Товар отличается от «просто вещи» именно тем, что активно вовлечен в отношения обмена, адресован толпе покупателей, готов в любой миг к перемене качества. «Электричество» желаний пропитывает атмосферу торга вообще, аукционного торга — тем более. Дело аукциониста — рекламировать, прославлять, «воспевать» товар, привлекая к нему интерес и внимание. Речь его, кстати, строится на ритмическом повторе и даже нередко описывается как «распев» или «призыв» (chant, call). «Ничто не выражает природу аукциона лучше, чем аукционный распев, — комментирует исследователь аукционных практик Ч. Смит. — Это как бы лейтмотив всего действа. Он связан с аукционом так органично, что может быть опознан даже в несовершенном, любительском исполнении»