ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЯТОМУ ИЗДАНИЮ
Продолжающийся литературный и богословский «успех» этой книги дает мне, автору, пищу для размышлений. Книга может быть полезна читателю лишь в том случае, если я дам ему возможность постигнуть мои мысли. Мне кажется, что я нахожусь между двумя вопросами.
Разве я, осуществляя этот труд, просто высказал то, что после войны (особенно в Германии) висело в воздухе, то, что в наше время было приемлемо и желательно для «властителей мира сего», то, что услаждало слух всех слушателей? Разве я заслуживаю наказания, поскольку все это стало модой, поскольку существуют истинные «бартиане» (подобно тому, как во время Бисмарка существовали «ричлиане»/ Ritschlianer>26 )? Разве все высказанное в этой книге о человеческих воздушных замках (особенно в религиозной сфере), об их причинах, видах и действиях направлено непосредственно против меня? Когда я писал эту книгу, я полагал, что плыву против течения, стучусь в закрытые двери, не льщу никому или, по крайней мере, очень небольшому числу людей. Разве я ошибся? Кто в совершенстве знает своих современников, кто в совершенстве знает самого себя? Кто знает, как он действует и какое воздействие испытывает? Разве я могу не изумляться, видя, какие богословские книги вызвали подобный эффект в то же самое время? Разве я ошибся в отношении мира и меня самого, поскольку я как плохой богослов nolens-volens (лат. волей-неволей. -Прим. пер.) был рабом публики? Разве ошибается и читатель, считающий духовным то, что соответствует лишь духу времени - для Павла, Лютера и Кальвина, то, что всего лишь абсурд согласно Ницше, Кьеркегору и Когену? Если все это так, то мне остается прийти на суд, которому я, очевидно, подлежу именно в форме осознанного «успеха». Почему все это не может быть истиной? Если это не истинно, то, конечно, это не моя заслуга и не заслуга моей книги. Некогда меня посчитали высокомерным, когда я в предисловии к первому изданию сказал, что эта книга может подождать. Если это было высокомерие, то, возможно, я наказан тем, что эта книга, в отличие от намного лучших книг, не имела нужды ждать, но наряду с пустой славой обрела и тот успех, который стал ее осуждением. Вся плоть - как трава, и на земле это более очевидно в форме сомнительных успехов, чем в форме соответствующих неудач. Это мой первый вопрос, и я желал бы, чтобы именно мои благосклонные читатели почувствовали вместе со мной проблематику этого вопроса и взяли бы на себя всю его тяжесть. Пусть они не удивляются вместе со мной, если в один прекрасный день и здесь скажут: трава засохла, и цветы опали.