Глядя на своеобразное содержание моего второго толкования Послания к Римлянам, я хотел бы сопроводить книгу следующим предисловием из комментария Кальвина к Евр 11:1: «Благодать не лишена видимости противоречия. Благодать - это основание, то есть опора и обладание, на которые мы можем встать. Но обладание какими вещами? Не наличествующими, которые, будучи удаленными, находятся под нашими ногами, но скорее превосходящими познавательную способность нашего духа. Так же дело обстоит с тем, что веру называют доказательством неявленных вещей. Доказательство означает обнаружение вещей в их явлении и может распространяться лишь на то, что доступно нашим чувствам. Поэтому эти двое очевидно враждуют друг с другом и наилучшим образом соединяются, когда речь идет о вере. Дух Божий показывает нам скрытые вещи, познание которых недоступно нашим чувствам. Он обещает нам вечную жизнь, нам, мертвым. Он говорит нам о блаженном воскресении, нам, окруженным тлением. Нас называют праведными, но в нас живет грех. Мы слышим, что мы блаженны, но в то же время мы подавлены бесконечным бедствием. Нам обещают изобилие всех благ, но мы богаты только голодом и жаждой. Бог призывает: вскоре Он будет с нами, но кажется глухим ко всем нашим воплям. Что было бы из нас, если бы мы не стали сильными в надежде, если бы наше сердце не спешило по освещенному словом и духом Божьим пути посреди тьмы над этим миром?»
И в этот раз я хочу поблагодарить за верную помощь: Георг Мерц предпринял корректуру и создал указатель, а Лукас Крист (Christ) в Праттенле многое сделал для необходимого сглаживания моего стиля в ряде мест.
Геттинген, июль 1922 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮ
Мысль о том, что в этой книге многое необходимо исправить и выразить по-другому (поскольку моя работа постоянно продвигается вперед), не оставляла меня со времени выхода предыдущего издания. Но я еще не готов начинать переработку и еще долго не найду времени для кардинальных изменений (как я сделал это в 1920 г.), поскольку я пока не вижу той позиции, с которой можно было бы произвести существенные улучшения. Если ко мне придет это видение, то, конечно, я найду необходимое время, чтобы проделать эту работу. Пока что книга снова выходит такой, какова она есть. Читатели, знакомые с современными богословскими дискуссиями, понимают, что все они тем или иным образом соприкасаются с проблемами «Послания к Римлянам», и они сами должны при чтении сделать необходимые оговорки и правильно расставить акценты.
Что касается истории книги: Юлихер за это время в своей второй рецензии, произнося «последнее слово», назвал ее «надменностью пневматика», в то время как литературный орган голландской реформатской церкви, изумленный всеми содержащимися в ней «отрицаниями», призывает читателей «быть осмотрительными» и говорит, что книга «чужда их благочестию». Более обильный материал для размышления мне дали многочисленные мнения католических богословов, в которых я встретил объективное внимание к тому, о чем здесь идет речь, и, прежде всего, богословский уровень дискуссии, которого я не вижу у многих из моих досточтимых рецензентов по эту сторону великого рва. Как истолковать этот действительно неожиданный для меня факт? Эрих Призвара (Erich Pryzwara) видит в нашей «школе» (!) - в отличие от школы Отто-Хайлера - «подлинное возрождение протестантизма», «горячее дыхание древней реформаторской страсти». Иосиф Энгерт (Joseph Engert), напротив, полагает и доказывает, что содержание моего «Послания к Римлянам» можно найти во всех его основных пунктах (за исключением развитого в главах 9-11 учения о церкви), только намного яснее и проще, в текстах Фомы, Тридентского собора и римского катехизиса. Эти две точки зрения говорят не об одном и том же. Возможно, католические участники диалога должны сначала договориться между собой, в каком качестве они хотят обращаться к нам. Тогда наш ответ не заставит себя ждать. Однако пока я открыто признаю, что я воспринял возникшую возможность не только исторического, но и существенного диалога с богословами древней Церкви как замечательный и многообещающий знак для обеих сторон. Тот, кто (как «нам», конечно, хотелось бы) приближается к реформатскому богословию, тем самым приближается и к его предпосылке: близости к средневековому богословию (однако при глубочайшем отвращении ко всему мистицирующему, церковному и «евангелическо-католическому» дилетантству). Ему нет нужды стыдиться, и он не делает этого.