«Ожесточение частично произошло в Израиле до наступления исполнения для язычников». Катастрофа церкви представляет нам образ, из которого мы не можем мысленно устранить Бога ни в одной его точке. «От Него и через Него и к Нему все» (11:36). Именно Он делает так, что задача, которую ставит перед собой церковь, неизбежно должна быть поставлена. Он - это великая невозможность, которая противостоит разрешению этой задачи. Он - Тот, в Ком человек становится виновным. Он - Тот, Кто удерживает человека со всех сторон как железная скоба, Тот, Кто позволяет ему познать себя именно как Бога, именно как потусторонность его бедствия и вины, как цель его надежды. Бог, который избирает Саула, отвергает того же самого Саула, чтобы избрать Давида. Почему? Потому что Он - Бог. «Душа моя спокойна в Боге, помогающем мне». Именно это неслыханное действие есть божественное, призывающее к спокойствию действие, перед лицом которого можно надеяться, необходимо надеяться. Если бы оно было менее неслыханным, то оно не было бы божественным действием, тогда человек не мог бы успокоиться и надеяться. Бог скрыл и утаил себя и перед очами Израиля, Он сделал себя для него непознаваемым и невозможным. Человек как человек не может познать Бога. Он не должен видеть видящими очами, не должен слушать слышащими ушами. Напрасно все его желание, поиск, размышление и ревность. Человек не достигает решающей точки, ее нельзя достигнуть. Не происходит покаяния, оно не может, оно не должно произойти ради настоящего покаяния, «и даже если человек будет пытаться проворно схватить его, как собака муху, оно все-таки убежит от него» (Лютер). Это - «ожесточение» и это - положение церкви Исава. Но именно потому, что притеснение Израиля его Богом настолько велико, поскольку оно бесконечно, оно заключает в себе действительную потусторонность, действительный конец в самом Боге, который есть потусторонность всего земного, который есть окончание и бесконечности. Именно потому, что «ожесточение» происходит от Бога, оно существует, во-первых, лишь «частично», лишь относительно; тотальности отверженных постоянно противостоят невидимые «семь тысяч» (11:4) избранных, уже утешенных в скорби, уже спасенных из скорби; стена высотой до небес, всегда и везде отделяющая человека от Бога, становится прозрачной (когда происходит чудо, то есть нигде и никогда!). Господь знает своих. Во-вторых, это «ожесточение» не есть более временное определение человека. Вечность как пограничная ценность времени представляет собой, очевидно, его конец, вечность как источник времени - его цель. Конец и цель «ожесточения» - это эсхатологическая возможность «наступления исполнения для язычников» (11:12,13).