Послание к Римлянам (Барт) - страница 34

Ибо я не стыжусь Благой вести. Она - сила Божья ко спасению каждого верующего, прежде для иудеев, а также для греков. Ибо праведность Божья открывается в ней, из верности вере, как написано: праведный верностью Моей жить будет.

«Я не стыжусь». Благой вести не нужно ни искать, ни избегать спора мировых религий и мировоззрений. Будучи Вестью об ограничении известного мира другим, неизвестным, она находится вне конкуренции со всеми остальными попытками открыть внутри известного нам мира относительно неизвестные более высокие уровни бытия и сделать их доступными. Она - не истина в ряду других, она ставит под вопрос любую истину. Она - дверная петля, а не дверь. Понимающий ее, будучи вовлеченным в спор о целом, о бытии, свободен от любого спора. Не существует апологетики, заботы о победе Благой вести. Она, будучи отменой и основанием всего существующего, - это победа, преодолевающая мир. Ее не нужно представлять и нести, она сама представляет и носит тех, кто слышит и проповедует ее. Из-за нее посещение Павлом духовно космополитического Рима не обязательно, так же как из-за нее он может прийти в Рим и придет, уверенно и без стыда. Мы не были бы нужны Богу, Бог должен был бы стыдиться нас, если бы Он не был Богом, - именно так, а не наоборот.

Благая весть о воскресении - это «сила Божья». Она - Его «virtus» (Вульгата), раскрытие и познание Его значения, Его действительное превосходство над другими богами. Она - действие, величайшее чудо, в котором Бог дает познать себя таким, каков Он есть - неведомым Богом, живущим в неприступном свете, Святым, Творцом и Спасителем. «То, что вы почитали, не зная, я возвещаю вам!» (Деян 17:23). Все божества, которые остаются по эту сторону линии, проведенной воскресением, которые живут в рукотворных храмах и которым совершается служение рук человеческих, все божества, которым «ктото нужен», то есть человек, полагающий, что знает их (Деян 17:2425), - это не Бог. Бог - это неведомый Бог. Будучи таковым, Он дает всем жизнь, дыхание и все. Поэтому Его сила - это ни естественная, ни душевная сила, ни какая-то из высших и высочайших сил, о которых мы знаем или, быть может, сможем узнать, ни самая высочайшая из них, ни их сумма, ни их источник, но кризис всех сил, нечто абсолютно иное, по сравнению с чем они представляют собой нечто и ничто, ничто и нечто, это их первое движение и последний покой, оканчивающая их причина и основывающая их цель. Чистая и превосходная сила Божья находится не просто рядом или над («supranatural») всеми условно-обусловливаемыми силами, но по другую сторону всех их, не смешиваясь с ними, не становясь с ними в один ряд, и если ее вообще можно сравнивать с ними, то лишь с величайшей осторожностью. Сила Божья, поставление Иисуса Христом (1:4) в строгом смысле этого слова - предпосылка, свободная от любого конкретного содержания. Она осуществляется в Духе и должна быть понята в Духе. Она самодостаточна, безусловна и истинна в самой себе. Она - нечто совершенно новое, становящееся решающим, поворотным фактором в размышлениях человека о Боге. Именно о провозглашении и восприятии этой Вести Павел говорит со своими читателями и слушателями. С этой Вестью соотносятся все учения, вся мораль, весь культ христианской общины, поскольку все это -лишь воронка, лишь пустота, в которой Весть представляет саму себя. Христианская община не знает никаких самих по себе священных слов, дел и вещей, ей знакомы только слова, дела и вещи, которые указывают на Святого как отрицания. Если бы все «христианское» существование не было бы связано с Благой вестью, то оно было бы лишь человеческим украшением, опасным религиозным пережитком, прискорбным недоразумением, желая быть каждый раз вместо пустоты - содержанием, вместо вогнутого - выпуклым, вместо негативного - позитивным, вместо выражения лишения и надежды - выражением обладания и бытия. Если бы это было так, то из религии Христа (Christus-tum) получилась бы религия христиан (Christen-tum), мирный договор или modus vivendi (лат. способ существования. - Прим. пер.) реальности мира, колеблющейся в самой себе по эту сторону воскресения, тогда у нее не было бы более ничего общего с силой Божьей. Так называемое Евангелие в этом случае совсем не находилось бы вне конкуренции, но пребывало бы под тяжелейшим натиском других мировых религий и мировоззрений. Ведь мир, конечно, разбирается в удовлетворении религиозных потребностей, в создании эффективных иллюзий о нашем знании Бога (и особенно о нашей жизни с Ним) гораздо лучше, чем неверно осознающее себя христианство. В этом случае были бы все основания для того, чтобы стыдиться «Евангелия». Однако Павел имеет в виду силу неведомого Бога: «Чего не видел глаз, не слышало ухо и что не пришло на сердце человеку». Поэтому он не стыдится Евангелия.