То, что Бог праведен, «открыто». Это - наше «откуда?» и наше «оттуда!», наше «ныне же», согласно которому ответ - «милосердие Божье торжествует!» - дан нам, удостоверяя, что существует это позитивное, абсолютно парадоксальное отношение между Богом и человеком. Вот содержание Благой вести (1:1,16), которое возвещается здесь в страхе и трепете, но под давлением неизбежной необходимости: Вечное как событие. Мы возвещаем познание неведомого Бога, Господа неба и земли, который живет не в рукотворенных храмах, который ни в ком не нуждается и который дает всему жизнь, дыхание и все. Мы возвещаем, что все, данное Им человеку, дано для того, чтобы человек искал Его, который не далек от каждого из нас; Его, в ком мы живем, движемся и существуем по ту сторону всего того, чем мы живем, движемся и существуем; Его, чей образ в человеке сохраняется и в обезображивании последнего. Мы возвещаем: именно потому, что образ Божий в человеке сохраняется, Бога нельзя приравнять ни к какому произведению человеческого искусства и изобретения, именно потому, что Бог не взирал на времена незнания, «ныне» Он повсюду объявляет всем людям о необходимости покаяния. Мы возвещаем начало дня, в который Бог желает судить человеческий мир в праведности, в своей праведности (Деян 17:2531)! Праведность Божья открылась. Мы более не можем не считаться с ней. Мы не можем более рассматривать все данное иначе, кроме как в свете этого предзаданного. Мы больше не можем исходить откуда-нибудь, кроме как из этой предпосылки. Мы можем слышать «нет», под которым мы находимся, только из божественного «да», голос человеческого нечестия и непокорности - только как поддерживаемый более глубоким голосом божественного прощения, крик человеческого своенравия - только как приглушенный спокойной гармонией божественного «все же». Никак иначе? Конечно, если мы верим в то, что открыто, то никак иначе. Если мы верим, мы видим человека упраздненным Богом, но именно поэтому и взятым под покровительство Богом. Мы видим, что он ограничен, стеснен, огорожен Богом, но именно это ограничивающее и есть его собственное начало и конец. Мы видим его судимым, но тем самым и приведенным в порядок. Мы видим смысл в бессмысленности истории. Мы видим, как истина разрывает свои оковы. Мы видим в человеке нечто большее, чем «плоть». Мы видим наступающее спасение. Мы видим верность Божью, продолжающуюся и в крушении высших человеческих ожиданий и надежд. Мы исходим из этого откровенного, явленного, показанного и видимого нами. Об этом откровенном мы говорим. Ради этого откровенного мы призываем к вниманию, призываем видеть и слышать там, где есть глаза и уши.