– Что же это, государь?
– Я знаю, что вы не любитель светских развлечений и не одобряете пышных торжеств. Но близится зима, а с нею – переезд в Фонтенбло, и тут никак не обойтись без празднества.
Помрачневший Кольбер лишь сдержанно кивнул. Король тем временем продолжал:
– Мне известно, что вы считаете безумствами траты на подобные увеселения. Но поверьте, сударь, что они не менее побед французского оружия возвышают нас в глазах Европы. Пышность двора говорит о могуществе и величии престола. Это не столько мои развлечения, сколько развлечения дворян и всего народа. Это хорошая политика, и вы, надеюсь, не станете спорить с очевидностью.
– Не стану, ваше величество, но…
– Вы говорите «но», сударь?
– Будет ли мне позволено уточнить?
– О да, господин Кольбер, прошу вас.
– Во сколько примерно обойдётся празднество в Фонтенбло?
– Что-то около четырёх миллионов.
– Четыре миллиона, государь?!
– Вы находите, что это слишком много?
– Однако, думаю, вы и сами согласитесь…
– Не соглашусь, сударь. Это – дело решённое, а я волен сам распоряжаться своей казной, не так ли?
– Хочу заметить, что эти деньги могут пригодиться вашему величеству в случае войны.
– Полноте, сударь! О какой войне можно говорить теперь, когда мы миримся с испанцами?
– Договор ещё не подписан.
– Ба! Так будет подписан, право слово…
– Пока рано говорить об этом с уверенностью.
– Это – ваша забота, – возразил король, – вы сами приняли сей груз. Я же, за неимением поля брани, которого лишает меня ваша дипломатия, стану множить свою славу с помощью балов и фейерверков. И оставьте, прошу вас, свою извечную бережливость. Вы не были столь экономны, когда речь шла о деньгах господина Фуке. Тогда вы обожали королевские безумства и не скромничали в расходах.
Похолодевший министр едва нашёл в себе силы для ответа:
– Четыре миллиона будут переданы в распоряжение вашего величества в ближайшее время.
– Я не тороплю, – милостиво сказал король, – просто не желаю ставить вас в затруднительное положение неожиданными требованиями. Вы предупреждены заранее, сударь. Будьте же готовы внести эти деньги по первому моему слову.
Кольбер поклонился, то есть попросту уронил голову на грудь.
– Это всё, ваше величество?
– Да, вы можете быть свободны, господин Кольбер.
Ещё никогда суперинтендант финансов не выходил от короля в столь мрачном расположении духа. Трубные звуки сменила барабанная дробь. Триумф превратился в поражение. Кольбер был повержен.