Гердер, вероятно, был ближе своим современникам тогда, когда задумывался над причинами исторических процессов. Исходной точкой был для него географический детерминизм, но позднее он отверг его крайности, отмечая, как и Монтескьё: «Конечно, люди – это податливая глина в руках климата, но пальцы создают такие разнообразные формы, а противодействующие законы столь многообразны, что, быть может, лишь сам Гений человечества может составить уравнение всех этих сил»[347]. Гердер, правда, разработал собственную «климатологию», но оперировал таким широким понятием климата, что можно считать, что он имел в виду комплекс действующих на индивида влияний среды[348]. При этом он предполагал, что люди наделены способностью влиять на климат, и писал, например, что человек «поставлен господином земли, чтобы изменять ее своим искусством»[349]. Склонность Гердера к соотнесению человеческих институтов и характеров с их естественной средой оправдывает распространенное мнение о нем как о предшественнике антропогеографии.
В истории социологической мысли Гердер видится, прежде всего, великим предшественником наук о культуре. Рефлексия на эту тему имеет два основных источника. Одним из них является очень старое различение между природой и всем тем, что создано человеком. Вторым – выявление исторической и пространственной дифференциации этой искусственной среды. Гердер исключительно подробно проработал эти проблемы, будучи, кстати, главным открывателем второй из них. Он четко установил, что плюрализм культур является не последствием неравномерного темпа развития, а неизбывной чертой человечества.
В начале этого раздела мы уже отметили, что Просвещение было явлением международным, но в зависимости от локальных условий его идеи подвергались весьма глубоким модификациям. Мы могли убедиться в этом, знакомясь поочередно с Просвещением французским, британским и немецким. Рамки этой книги не позволяют нам обсудить Просвещение в других странах, однако немного места стоит посвятить его польской версии, имевшей немало оригинальных черт. Оригинальность польского Просвещения объяснялась как его более поздним наступлением, так и тем, что в нашей стране главной социальной проблемой было не столько ограничение государственной власти, сколько ее усиление перед лицом внешней угрозы. Отсюда наибольшую опасность представлял не деспотизм, а анархия. Правда, хватало в Польше и явлений, которые тогда обычно ассоциировались с деспотизмом, скажем, всякого рода «предрассудки» и обездоленность народа.