«Умеренные», к которым относились Богданов и Луначарский, тоже считали, что существует чуждая для пролетариата культура. В статье «Критика пролетарского искусства», напечатанной осенью 1918 года, Богданов критикует «крестьянских поэтов Клюева, Есенина и других» за «фетишизм «землицы», основы своего хозяйства… возвеличивание таких вождей неорганизованной, стихийной силы народа, как Стенька Разин». «Все это как нельзя более чуждо сознанию социалистического пролетариата», — делает он вывод. Или вот еще. «Печально видеть, — пишет он, — поэта-пролетария, который ищет лучших художественных форм и думает найти их у какого-нибудь кривляющегося интеллигента-рекламиста Маяковского или еще хуже — у Игоря Северянина, идеолога альфонсов и кокоток… Простота, ясность, чистота формы великих мастеров — Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова, Толстого — всего больше соответствуют задачам нарождающегося искусства». Правда, стихи Фета для него — «барская поэзия», а «Фауст» Гёте — произведение, написанное прежде всего «буржуазным интеллигентом».
Впрочем, и с Пушкиным, и К° дело в Пролеткульте тоже обстояло не так уж и просто. Владимир Кириллов (тот самый — «сожжем Рафаэля…») в 1920 году писал:
Да, нам противен звук ненужных
Жемчужно-бисерных стихов,
Узоры вымыслов недужных
И призраки могильных снов.
И нам ли, в бурях закаленным,
Рожденным для великих битв,
Внимать напевам легкозвонным,
Стихирам сладостных молитв.
Ночные филины, кукушки,
Не вы — избранники богов,
Он с нами, лучезарный Пушкин,
И Ломоносов, и Кольцов.
А вот поэт Владислав Ходасевич, читая в Пролеткульте лекции о А. С. Пушкине, вспоминал, что руководителям организации они не нравились, потому что «с их точки зрения, мои слушатели должны были перенять у Пушкина «мастерство», литературную «технику», но ни в коем случае не поддаваться обаянию его творчества и его личности. Следовательно, мои чтения представлялись им замаскированной контрреволюцией…».
Между тем новое «пролетарское» искусство доходило в своих революционных стремлениях до поистине вселенских масштабов. Похоже, оно не собиралось ограничиваться грядущей «мировой революцией», а замахивалось на революцию межпланетную, установление коммунизма не только на Земле, но и на столь любимом Богдановым Марсе, а то и еще дальше. Вот поэт Василий Казин[54]:
Вселенная меняется лицом,
Вселенная на капитал восстала
Широким огненным кольцом
Рабочего интернационала.
Вот опять Владимир Кириллов:
Трактором разума вскроем
Рабских душ целину,
Звезды в ряды построим,
В вожжи впряжем луну…
Ну и, наконец, Михаил Князев: