Кремлёвские мастера (Овсянников) - страница 74

Первоначально собор имел три барабана с куполом. Один большой — центральный. И два поменьше по углам восточной стены.

В 1562–1564 годах по велению царя Ивана Грозного галерею перекрыли, а на сводах перекрытия по четырем углам соорудили маленькие часовенки с куполами. Тогда же по углам западной стены возвели еще два барабана с куполами. Храм получился девятикупольным. Он стал похожим на изукрашенную, усложненную пирамиду, стоящую на кубическом постаменте.

В 1572 году в восточном углу южной галереи было сооружено особое помещение — притвор. Наружная пристройка появилась в результате самых неожиданных событий. В том году царь Иван IV без разрешения церкви женился в четвертый раз. Церковь, не смея отлучить царя, объявила его «оглашенным». Так в древности называли язычников, готовых принять христианскую веру. В самый торжественный момент церковной службы священник провозглашал: «Оглашенные, изыдите», — и все язычники покидали собор. А царь Иван Грозный при этом возгласе уходил в специально выстроенный притвор.

РОЖДЕНИЕ БУДУЩЕГО


з Италии в Москву приехали молодые архитекторы Марко Руффо и Антонио, которого москвичи тут же окрестили Антоном Фрязиным. Итальянцы привезли посылку Аристотелю. В объемистом ящике лежали аккуратно сложенные книги, немного пряностей, кое-какие инструменты и несколько полюбившихся домашних мелочей, без которых обычно тоскуют люди на чужбине.

Вместе с посылкой пришли письма от родных, знакомых. Одно было от городских властей Болоньи.

На родине стало известно, что мессир Аристотель Фиораванти завершил строительство главного собора Московского государства и теперь имеет возможность вернуться домой. Болонья ждет Аристотеля. Жители города бережно сохраняют деревянную модель Палаццо дель Подеста, которую он самолично исполнил в 1472 году. Мессиру Фиораванти еще предстоит перестроить старое здание дворца в соответствии с моделью. В конце письма городские власти извещали зодчего, что ими направлено послание князю московскому с просьбой отпустить Аристотеля.

Читая и перечитывая письма, Фиораванти представил себе, как он снова гуляет по улицам милой Болоньи. Могучие атланты у подъездов дворцов, казалось, радостно улыбаются ему. Молоденькие девушки на перекрестках предлагают цветы. В тени широких галерей прохаживаются веселые, шумные студенты. И от нагретого камня домов, от мостовых веет приятным родным теплом. Это была родина. Но тут же как контраст возникла другая картина: кривая улица с огромной лужей посредине. Бесконечные деревянные заборы с обеих сторон и зимние морозы, способные превратить человека в сосульку. А в последнее время появилось еще тяжелое чувство страха за свою свободу, за свою жизнь. Этот страх страшнее самых ужасных морозов. Убежать от этого страха нельзя. И куда бежать, когда московский государь не желает сейчас отпускать его. Фиораванти припомнил, как совсем недавно на Москве-реке зарезали, точно барана, его соотечественника — врача, не сумевшего вылечить какого-то татарского князька Каракучу. Припомнил и зябко передернул плечами.