Автором этих записок, по сходству почерка, Пушкин подозревал барона Геккерна-отца… После смерти Пушкина многие в этом подозревали князя Гагарина; теперь же подозрение это осталось за жившим тогда вместе с ним князем Петром Владимировичем Долгоруковым.
Поводом к подозрению князя Гагарина в авторстве безымянных писем послужило то, что они были писаны на бумаге одинакового формата с бумагою князя Гагарина. Но будучи уже за границей, Гагарин признался, что записки действительно были писаны на его бумаге, но только не им, а князем Петром Владимировичем Долгоруковым.
Мы не думаем, чтобы это признание сколько-нибудь оправдывало Гагарина — позор соучастия в этом грязном деле, соучастия, если не деятельного, то пассивного, заключающегося в знании и допущении, — остался все-таки за ним.
Надо думать, что отказ Дантесу от дома не прекратил гнусной интриги. Оскорбительные слухи и записки продолжали раздражать Пушкина и вынудили его, наконец, покончить с тем, кто был видимым поводом всего этого. Он послал Дантесу вызов через офицера генерального штаба Клементин Осиповича Россета.
А. С. Пушкин — графу А. X. Бенкендорфу. 21 ноября 1836 г.
Граф! Считаю себя в праве и даже обязанным сообщить вашему сиятельству о том, что произошло в моем семействе. Утром 4-го ноября я получил три экземпляра безыменного письма, оскорбительного для моей собственной и для жены моей чести. По виду бумаги, по слогу письма, по его редакции, я с первой же минуты догадался, что оно от иностранца, от человека высшего круга, от дипломата. Я стал разыскивать. Узнаю, что семь или восемь особ в тот же день получили по экземпляру такого же письма, запечатанного и адресованного на мое имя, под двойным конвертом. Большая часть лиц, его получивших, подозревая гнусность, не переслали его ко мне. — Вообще негодовали на столь подлую и незаслуженную обиду; но, повторяя, что поведение моей жены безукоризненно, говорили, что поводом к этой гнусности послужило настойчивое ухаживание за ней господина д’Антеса. — Не мне было допустить, чтобы в данном случае имя жены моей было связано с чьим бы то ни было именем. Я поручил передать это г. д’Антесу. Барон Геккерн приехал ко мне и принял вызов за г. д’Антеса, прося у меня пятнадцатидневной отсрочки. — Случилось так, что в этот условленный промежуток времени д’Антес влюбился в мою свояченицу, девицу Гончарову, и стал просить ея руки. Узнав об этом по общественным слухам, я попросил поручика д’Аршиака (секунданта г. д’Антеса) смотреть на мой вызов, как на несостоявшийся. — Будучи единственным судьей и блюстителем моей и жениной чести, а потому не требуя ни правосудия, ни мщения, я не могу и не хочу кому бы то ни было предъявлять доказательств того, что утверждаю.