Этот варварский режим давно готовил окончательный разгром всех своих подлинных и даже мнимых противников, всех, кто в какой-то мере был опасным для захвативших власть убийц с учеными титулами и степенями. Взрыв в соборе оказался счастливой находкой, тем долгожданным поводом, который можно было использовать, чтобы покончить с малейшими признаками свободомыслия. И прежде всего — с коммунистами, с теми, кто им сочувствовал.
…И вот теперь Георгия Димитрова, который всегда осуждал террор как средство революционной борьбы, не только обвиняют в причастности к старому взрыву на его родине, но и стараются взвалить на него вину за другой — провокационный — акт, организованный германскими фашистами.
Неужели кто-нибудь, если только он в здравом уме и твердой памяти, может поверить такому вздору? Казалось бы, ни один мало-мальски разумный человек не посмел бы теперь вытаскивать старую басню на свет божий. Но многие ли помнят газетные разоблачения трехлетней давности? Кто будет рыться в старых подшивках?
А кроме того, как здорово получается: террорист, взорвавший Софийский собор, нелегально пробирается в другую страну, чтобы и там что-нибудь взорвать и поджечь. Вот он, коммунистический заговор в действии!..
Но болгарские-то власти отлично знают, что Димитров никакого отношения к взрыву собора не имеет.
Трижды с тех пор заочно судили его на родине, но ни разу не ставили ему в вину причастность к взрыву. Неужто в Софии промолчат?
Нет, в Софии не промолчали. После того как Берлин сообщил, что к делу о поджоге рейхстага привлечены «один из организаторов взрыва Софийского собора и два его союзника», начальник столичной полиции Тодоров официально заявил о своем желании «участвовать в допросе трех болгар, с тем чтобы по окончании процесса в Германии они были доставлены на родину и предстали перед болгарским судом по обвинению в организации взрыва».
Это значило вот что: если Димитрову, Попову и Таневу удастся избежать казни в Берлине, они попадут в руки софийских палачей.
После долгих и настойчивых хлопот Димитров получил наконец разрешение писать не только родным. Однако любое его письмо проходило предварительную цензуру. Цензором взялся быть председатель четвертой уголовной коллегии Имперского суда доктор Вильгельм Бюнгер, тот самый, которому предстояло рассматривать дело о поджоге рейхстага.
Доктор Бюнгер вычеркивал любое упоминание о невзгодах и лишениях, которые испытывал Димитров в тюрьме, о споре с обвинением, о подтасовке фактов, об угрозах и шантаже, пущенных в ход следственными властями.