По правде сказать, старик ничего не говорил — лишь недобро глядел на молодого рыцаря, а Джеймс, сам продолжал уверять себя и спорить с собой же.
— Но как это возможно? — спросил он. — Сколько же вам должно быть лет?
— Много… очень много… — раздраженно ответил сэр Норлингтон. — Но я не хочу предаваться воспоминаниям. Особенно здесь и сейчас. — Он указал на будто бы подслушивающих птиц.
Джеймс был все еще ошарашен, но не мог не признать, что сейчас не лучшее время допытываться у старика о том, как так стало, что он до сих пор жив, и о прочем. И все же, в душе у молодого рыцаря крепли сомнения. Нет, он не сомневался, что сэр Норлингтон сказал правду, ведь он выглядел, вел себя и говорил так, будто только что вылез прямиком из пыльной книги, просто ему отчаянно не хотелось, чтобы этот самовлюбленный старый пень был одним из тех, кем он всю жизнь восторгался.
Старик глубоко вздохнул и понуро опустил голову.
— Простите меня, Джеймс, — неожиданно сказал он, — я несколько погорячился. Все из-за того, что происходящее для меня ново и чуждо. Современные нравы нынешнего поколения братства. Их воспитание. Все из-за того, что это не моя эпоха, я чужой в ней.
— Давайте побеседуем об этом после, сэр, — взял себя в руки Джеймс. — Скажите, что нам делать сейчас. Повернуть мы не можем, потому что птицы на нас набросятся, так ведь? Идти через холмы?
— Через холмы.
— Что ж, сперва нас кто-то сюда свернул, — заключил молодой рыцарь. — Теперь этот кто-то не оставил нам выбора, и мы должны следовать по прочерченному им пути. И мы идем прямиком в топь на свет болотных огней.
— В точку. Ну, так в путь. И приготовьте ваш меч, Джеймс. Скоро все разъясниться, так или иначе…
* * *
Но ничего и не думало разъясняться. Рыцари проехали по холмам уже с добрую милю, настороженно озираясь кругом. Присутствие птиц все так же угнетало, а от их количества волосы вставали на затылке дыбом. Если бы подобная стая вдруг решила закаркать, головы путников, должно быть, лопнули бы, словно перезрелые тыквы. Вероятно, даже дюжине баньши нечего было тягаться с десятками, если не сотнями, тысяч дроздов.
Держа перед собой масляный фонарь, который будто нарочно светил еле-еле, Джеймс чувствовал себя маленьким мальчиком из сказки, угодившим в дом людоеда. И вот он пробирается тайком по жуткой гостиной, пока хозяин в это время спит так близко, что можно ощутить его горячее дыхание. Он ступает осторожно, чтобы невзначай не скрипнула половица, но людоед того и гляди проснется. Дрозды молчали, и ни один из них не шевельнул даже пером, когда мимо проезжали два всадника. Они словно ждали чего-то…