Л.Н.: Да как же! Главное, мысль-то глубокая: показывается, что может сделать голый человек, выброшенный на остров, что ему нужно… Невольно является мысль, что для тебя всё это делается другими. Это не я, кажется, еще Руссо говорил, что Робинзон – образцовая книга.
Наживин: Кто-то говорил, что Робинзон вреден, потому что вызывает представление, что человек слишком много может, и этим развивает в детях этакие индивидуальные стремления… Но это уже перемудрил, перемудрил!
Л.Н.: Еще бы!
Потом Толстой просил Наживина прочесть какой-нибудь из его детских рассказов, но у того при себе не оказалось.
Софья Андреевна удивлялась, что крестьяне не берут у нее землю по дешевой арендной плате (семь рублей за десятину на круг). Л.Н. обстоятельно и с исчерпывающей убедительностью показал, чем руководствуются крестьяне и почему им сделка эта невыгодна.
Наживин защищал некоторые стороны Закона 9 ноября о хуторском хозяйстве.
Л.Н. сказал на это:
– Для меня здесь, главное, возмутительно то, что какой-то господин, сделавшись министром, разрушает весь строй крестьянской жизни! А худо ли это, хорошо ли, я никак не могу сказать.
Потом он слушал рассказы Наживина о жизни крестьян на Кавказе и в разных внутренних губерниях.
Был еще у Л.Н. с Наживиным разговор о Пушкине. По взгляду на Пушкина Наживин принадлежит к тем, кто в поэте видит лишь воспевавшего «ножку» и т. д. Он изумился, когда Толстой очень высоко отозвался о Пушкине, и долго сидел молча, видимо пораженный. А потом сообщил, что он сейчас пишет о Пушкине книгу. Что он в ней скажет?
Наживин показался мне умным человеком, но несколько узким, по-сектантски.
Кроме того, он поразил меня своей нетерпимостью и какой-то слепой ненавистью ко всему, что не сходится с его мировоззрением. Социал-демократов он ненавидит, «не пустил бы их в дом», – писал он в одном письме. Из-за двух-трех не нравящихся ему стихотворений готов проглядеть Пушкина. О новейшей литературе слышать равнодушно не может, и тут дело, кажется, не обходится без пристрастия: помилуйте, книги каких-нибудь Андреевых, Арцыбашевых расходятся прекрасно, тогда как его, Наживина, произведения безнадежно залеживаются на полках книжных магазинов!..
После разговора Л.Н. пришел в «ремингтонную», чтобы прочитать мои письма.
– Меня Софья Андреевна наставляет, что я ничего не пишу о Муромцеве…
Я посоветовал ничего и не писать. Л.Н. согласился:
– Да, это 1-я Дума, всё…
Прочел письма. Потом сказал по поводу назначенного мною на завтра отъезда в Москву, с целью повидаться с приехавшей ненадолго из Сибири матерью и выполнить свои намерения относительно университета: