Одна провожает нас в тесный офис без окон – к Ричарду Гордону. Ему около 50, и он явно выглядит уверенным в себе человеком. Гордон принадлежит уже к четвертому поколению в семействе, которое столетие назад создало этот бизнес и до сих пор им владеет. Он разговаривает по телефону и показывает нам, что через минуту освободится. Пока мы стоим, приходит Скотт Бергмейер – высокий, тощий, с небольшой бородкой менеджер склада; ему поручено показать склад Джонсону. Гордон выглядит занятым, поэтому мы выходим.
– Какие у вас сегодня цены, Джонсон? – спрашивает Скотт, пока мы идем по дороге, ведущей к складу.
– Хорошие! – отвечает тот. – Какие-нибудь китайские покупатели заглядывали на этой неделе?
– Вы второй.
Я смотрю в сторону и улыбаюсь. Этот короткий разговор в значительной степени суммирует три десятилетия общения китайских и американских торговцев ломом: много китайцев гоняются за ограниченным количеством дорогостоящего металла.
Склад полон. Джонсон ходит по нему, делая снимки гигантских кип рождественских гирлянд, медной проволоки в изоляции, толстых черных кабелей связи, металлических вывесок и ящика латунных опилок из токарной мастерской. У ящика Джонсон достает магнит и проводит им по материалу, проверяя, не загрязнен ли он железом. Скотт показывает на ящик выкинутых в утиль дрелей, но Джонсон качает головой: «Когда появится Гомер». По-видимому, требуется эксперт – кто-то, вручную разбиравший дрель, – чтобы оценить стоимость металла.
– Налоги растут, цены падают, – растягивает слова Скотт.
Я смотрю на него, полагая, что он говорит об американских налогах. Но он имеет в виду другое. Как ни странно, он говорит о повышении китайских пошлин на импорт. Десять лет назад никто в американской утилизационной индустрии не стал бы подкалывать китайского покупателя насчет таможенных процедур в провинции Гуандун; сейчас это делают даже менеджеры на складах.
– Продолжите так делать, – заключает он, – и вы не сможете ничего купить.
Когда мы возвращаемся в офис, Ричард Гордон все еще разговаривает по телефону, но указывает нам жестом на стулья. В маленьком загроможденном помещении выделяются два предмета: бело-голубые часы Университета Северной Каролины на стене и наклейка «клубного места» на стадионе «Пантер»[113] на окне.
– Сколько это весит? – ревет он кому-то в другой комнате (по-видимому, человеку, говорящему по другому телефону).
– Шестнадцать тысяч фунтов, – слышно в ответ.
– Шестнадцать тысяч фунтов? – Ричард вбивает что-то в калькулятор на своем столе, осмысливает результат и поднимает глаза. – Двадцать три цента!