. Исходя из их позиции, я обладаю сознанием, поскольку знаю свой жизненный путь, знаю свои интересы и мотивы. Я могу составить последовательное изложение, объясняющее, кто я такой и почему делаю то, что делаю.
Машина, изображенная на рис. А.2, многое знает о себе. Технически ничто не препятствует вложить в нее сколько угодно этого знания, и я, бесспорно, соглашусь, что оно важно для сознания. Но опять же мне кажется, что и эта схема неполноценна. Чтобы доказать это, спросим машину: “А каковы мысленные взаимоотношения между тобой и яблоком?”
И тут машина залипнет. Поисковая система отправит запросы обеим внутренним моделям, получит гору информации о машинном “я”, отдельно от этого – не меньшую гору о яблоке, но никаких данных не получит о мысленных взаимоотношениях между ними и даже о том, что такое эти мысленные взаимоотношения. Поисковик в принципе не сумеет понять вопрос. С той оснасткой, которую мы ему выдали, робот на этот вопрос ответить не в состоянии. Он не может утверждать, что осознает яблоко, сознание к нему вообще не применимо.
Преимущество внутренних моделей заключается в том, что они отслеживают и предсказывают важные явления в мире. Мир нашего робота содержит два очевидных явления: яблоко и его самогó. Вот мы и дали роботу две внутренних модели: модель яблока и модель себя. Но мы упустили третье, неочевидное явление из его мира: вычислительные взаимоотношения робота и яблока. Чтобы у робота было полноценное описание его мира, нужно встроить в него третью внутреннюю модель – модель его собственных процессов зрительного внимания.
Человеку зрительное внимание необходимо, поскольку перед ним, как правило, оказывается слишком много предметов – это могут быть яблоко, тарелка, стул, стол, сотни других: невозможно обработать их все с достаточной глубиной. Мозг вынужден расставлять приоритеты и в одно время сосредоточивать ресурсы только на небольшой выборке. В этот конкретный момент лишь несколько предметов побеждают в соревновании: их внутренние модели орали достаточно громко, чтобы повлиять на системы по всему мозгу[269]. Объекты, оставшиеся без внимания, по сути, не обрабатываются – мы даже не замечаем их присутствия, зато то, на что внимание было обращено, обрабатывается как следует. Мозг умеет извлекать подробности и смыслы из этого избранного и решать, как ему реагировать.
Иногда люди пользуются словом “внимание” в разговорном смысле, имея в виду единственный предмет, на котором сосредоточен их интерес. Например, мой интерес может быть сосредоточен на разговоре, которому я посвящаю основную часть мысленных ресурсов, а яблоко, которое я одновременно с этим ем, не имеет для меня особого значения. Но этот термин в научном смысле более широк. Исходя из него, в приведенном примере внимание уделяется и яблоку, и разговору. Их репрезентации в мозге получают достаточно поддержки, чтобы подвергнуться глубокой обработке. В это же время мы не обращаем внимания на сотни других предметов, мыслей и сенсорных сигналов – мы даже не знаем об их существовании. Когда я говорю о внимании, я имею в виду более широкие взаимоотношения мозга и предметов, на которых он сосредоточивает свои ресурсы.