Обсидиановый Вихрь все еще скользил по комнате, но его движения замедлились.
«Акатль!»
Я закрыл глаза.
«Я доверяю тебе», — сказал я, открываясь Ему.
Я словно поднимался вверх по бурному потоку: все Его мысли были чужды мне, созданные Его сознанием образы пугали и не давали сосредоточиться. Перед глазами мелькали черепа и пятна крови, но я держался.
Не прибегая к словам, Он показал все, что мне надо было знать. Человеческая кровь. Человеческая кровь растворит осколки, если к сердцу ее направит человеческая рука.
Я медленно поднялся. Рука потянулась к поясу, за которым еще оставался последний нож. Закусив губу, чтобы не заорать от боли, я неуклюжим движением всадил лезвие в рану на левом плече. Затем поковылял туда, где еще сражались тени.
— Ты дурак, — сказал Тескатлипока, и в Его голосе загрохотало землетрясение, которое разрушит наш мир. — Дурак.
Я шел к Нему, держа к руке покрытый кровью обсидиановый нож. Я шел, и Обсидиановый Вихрь с удвоенной силой набросился на Тескатлипоку, ухитрившись прижать Его к стене. В то же мгновение я вонзил нож в грудь темного бога, туда, где было сердце.
Я чувствовал, как крошится и рассыпается под лезвием обсидиан. Вихрь отпустил мое сознание и теперь все глубже и глубже вгрызался в извращенный разум воплощения Тескатлипоки. Перед нашим напором ничто не могло устоять.
Бог завопил. Никогда до этого не приходилось мне слышать крика, пронизанного таким страданием.
— Я должен был править, — провыл он.
Осколки выскользнули у него из рук, потом начали сыпаться из всего тела. Его грудная клетка быстро наполнялась кровью, пока наконец колыхавшаяся передо мной тьма не окрасилась алым.
— Я должен был…
Последний осколок упал на пол, и мертвое тело Итлани рухнуло к моим ногам; на его лице застыло выражение ужаса.
Я едва держался на ногах. Не в силах справиться с дрожью, я таращился на труп и не верил, что все осталось позади, что кошмар закончился.
Чья-то рука мягко легла мне на плечо, заставляя повернуться. Передо мной блестели грани обсидиана.
— Акатль. Все конечно.
— Он вернется? — медленно спросил я.
— Может быть, — голос Вихря звучал равнодушно. Холод распространился по плечу, спустился ниже, к сердцу, пока я наконец не утратил все ощущения. — Это будет непросто.
— А Сеяшочитль?
Он повернул голову и посмотрел на лежащую без сознания Хранительницу.
— Возможно, выживет.
Мне хотелось лечь и забыть обо всем. Хотелось, чтобы загробный мир отступил, чтобы ушел холод.
— Все кончено, — прошептал я.
Вихрь кивнул:
— Я тебе больше не нужен.
Я уставился на Него, сомневаясь, правильно ли я Его расслышал. Никогда раньше Он не произносил этих слов. Казалось, Он ждет от меня ответа.