Даже с закрытыми глазами он будто видел перед собой ясное небо и луну с чуть вогнутым боком — на ущерб пошла, значит, с погодой, считай, повезло. Вот только надолго ли? И тут же — мгновенно — без какой-либо связи он вспомнил Федора Драча, его скорчившуюся фигуру: схватило прямо под комбайном. Язва желудка, будь она трижды неладна, а чтоб полежать в больнице, подлечиться как следует — об этом Федор и слышать не хочет. Вот и прижало, да как не вовремя… Лучший механизатор колхоза, кем его заменить? Правда, сам Федор заверил, что отлежится ночку, а завтра, как штык, опять на комбайн. Хорошо бы, конечно, но может ли он так рисковать людьми? Технике каждую весну устраиваем профилактику, а людям?
— Нет, — решил Иван Макарович, — чего бы это ни стоило, а Федора от работы завтра отстраню. Не последний ведь день живем. Не последний…
Повернувшись на другой бок, Иван Макарович снова попытался заснуть, но не тут-то было. Тогда он стал считать, говорят — помогает. Но вместо цифр в голову лезли все те же думы: кем же заменить Федора? У других то одно поломается, то другое, у Федора же всегда все в порядке. Потому что хозяин. Хороший хозяин ладит телегу зимой, сани летом. А сам-то он как? Все ли продумал? Вроде бы все. Специалистов накачал, с механизаторами поговорил. Техника тоже, как говорится, в полном боевом. Две бы недельки погоды, и хватит. За две недели они с лихвой управятся. И дожинки справят. И наградят победителей. Как на фронте после боя: у кого грудь в крестах, у кого голова в кустах. Ну, голове-то, если и достанется, то только его — председательской. Так намылят. Без веничка выпарят…
Иван Макарович усмехнулся: в первый раз, что ли? За десять лет работы — неужели уже десять? — ему всего доставалось с лихвой: то снимали, то орденами жаловали.
— А все это из-за бороды, — шутили над ним другие председатели, — да сбрей ты ее к шутам.
— Что вам далась моя борода?
— А то, что ты нам весь стиль портишь. Единственный во всей области бородатый председатель колхоза. А может, и во всей стране…
Он и сам не понимал, почему так упорствовал, не сбривал бороду. Может быть, в память об отце? Единственное, что осталось у него от отца, — это маленькая выцветшая фотокарточка, с нее молодцевато глядит на мир чернявый человек в аккуратной бородке.
«Может, наследственное? — думал Иван Макарович, а где-то подспудно таилась мысль: — Пусть отец не дожил свое, я за него доживу, ведь все говорят, что я — вылитый батя. А что касается бороды, пускай шутят кому не лень. Каждому ведь не объяснишь, что да как. Да и стоит ли объяснять?»