. В материалах III Отделения отчетливо прослеживается «особая монаршая милость» по отношению к казанскому начальнику губернии. Это отложилось и в памяти очевидцев пребывания Николая I в Казани
[532]. На следующий год при посещении губернии наследником престола цесаревичем Александром Николаевичем публично и торжественно «лично от имени его императорского величества» генерал-лейтенанту Стрекалову был вручен генерал-адъютантский шифр и аксельбанты
[533]. Награды, почести, личное покровительство императора были внешними атрибутами усиления власти казанского губернатора. Благодаря целому комплексу мер, проводимых в течение ряда лет в пределах всей страны, вес губернаторской должности повсеместно был восстановлен.
Для Казани губернаторство Стрекалова оказалось поворотным. Не случайно в памяти современников он был запечатлен как «губернатор доброго, старого времени». Следует отдать должное его личному обаянию. Степан Степанович сумел преодолеть чопорность казанского дворянства, привнести в местное общество столичные манеры и правила светской жизни. Вот один из откликов на его нововведения: «…имея только пятьдесят лет, он был полон жизни, любил общество и, как человек богатый, был очень радушный хозяин. Вообще это был барин широкой руки. С самого своего приезда в Казань Стрекалов умел соединить тамошнее разрознен ное общество частыми, блестящими и радушными приемами, он сблизил отдельные кружки своею изящною деликатностью. Стрекалов положил конец оргиям и буйным развлечениям, ввел официальные балы тезоименитства императора и рождения наследника, на эти собрания он являлся в полной парадной форме во всех своих регалиях и окруженным своим блестящим штабом, что крайне нравилось и веселило все казанское общество»[534].
Этот «столичный тон» быстро и легко прижился в Казани, благодаря энергии и стараниям дочерей губернатора, выпускницам Смольного института благородных девиц. Один из очевидцев столь стремительного изменения уклада жизни высшего казанского общества, вернувшись в Казань после длительного перерыва, ее не узнал: «На место простоты обращения, радушия приема явились пустые церемонии, этикет, холодность, неприветливость. Прежде бывало, выезжая из дома, не определяешь себе цели посещения и входишь в первый знакомый дом, если только по освещению в окнах видишь, что хозяева „у себя“… теперь же явились счеты визитами, приезды только на званые обеды и вечера. Самые танцевальные собрания утратили свою веселость. Натянутость и излишние светские приемы лишили начальной простоты общественную жизнь»