Зная, что все женщины, особенно местные благородные дамы, склонны к состраданию так же, как и падки на лесть, я процитировал монолог Ламара, нищего паренька, к концу театрального представления обретающего богатого и влиятельного отца.
Едва я умолк, девушка продолжила декламировать эту популярную в Ролоне пьесу.
К моему несчастью, она знала не только стихи, но и воровской нрав полукровок.
– Как ты оказался в этой карете? – поинтересовалась она.
– Я скрываюсь.
– Какое же преступление ты совершил?
– Убийство.
Элоиза снова ахнула. Её рука потянулась к двери.
– Но я невиновен.
– Полукровка не может быть невиновен.
– Верно, госпожа, я и впрямь повинен во многих кражах – еды и знаний, и мои методы выпрашивать подаяние, мягко говоря, небезгрешны, но я никогда никого не убивал.
– Тогда почему тебя обвиняют в убийстве?
– Видишь ли, обоих этих людей убил имперец, а что значит моё слово против слова имперца?
– Ты можешь обратиться к властям…
– Ты и впрямь думаешь, что это возможно?
Даже несмотря на юность и наивность, Элоиза не питала иллюзий на этот счёт.
– Они говорят, что я убил лекаря Пипуса…
– Мастера Пипуса! – Девушка побледнела.
– Мало того, этот человек любил меня, как родной отец. Он воспитал меня, когда родители бросили меня на произвол судьбы, и научил всему, что знал сам. Клянусь, я никогда не причинил бы наставнику зла, я любил его…
Тут вновь послышались шаги и голоса, и слова замерли у меня на устах.
– Словом, моя жизнь в твоих руках.
Я убрал голову обратно за покрывало.
Сундуки взгромоздили на крышу кареты, и она закачалась, когда в неё стали садиться другие пассажиры, как я понял по обуви и голосам, мужчина, женщина и парнишка. Судя по сапогам, брючинам и звуку голоса юнца, я решил, что ему лет тринадцать, а затем сообразил, что это тот самый паренёк, который хотел ударить меня. Юноша хотел было что-то засунуть под сиденье, где я прятался, но девушка остановила его:
– Нет, Лафет, я уже заполнила это место. Положи свёрток под другое сиденье.
Мне повезло, парнишка её послушался. Он сел рядом с Элоизой, и карета двинулась в путь по улицам, мощённым камнем.
Под громыхание колёс мужчина завёл с Элоизой разговор о каких-то замечаниях, сделанных ранее. Его голос звучал властно, как у настоящего господина.
Вскоре я понял, что Элоиза не состоит в родстве с другими пассажирами. Как было принято среди благородных имперских фамилий, брак между Элоизой и Лафетом, несмотря на их юный возраст, был уже делом решённым. Видимо, всей родне и обществу казалось, что эти двое как нельзя лучше подходят друг другу, хотя лично я думал иначе. А мужчину, который оказался дедом Лафета, хотя он и считал Элоизу хорошей партией для внука, явно раздражали некоторые взгляды и высказывания девушки.